"Эмиль Мань. Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII " - читать интересную книгу автора

узкие, к примеру, такие, как аристократическая улица Венеции (шириной в
полтора метра) - такие же доходные дома превращали в мрачные ущелья,
позволявшие их обитателям увидеть меж коньков крыш разве что крошечный
клочок неба.
Вот и получалось, что парижанам из-за высоты их домов[6]и узости улиц,
на которых жили, доставалась в их жалких комнатушках, где приходилось целый
день сидеть с зажженными светильниками, лишь малая толика воздуха и света. И
только те, чьи окна выходили на набережную Сены, могли считать себя
счастливчиками, потому что река обеспечивала им и благодатные лучи солнца, и
живительный ветерок. Другие, которым повезло меньше, те, кто вынужден был
существовать в сумеречной и удушливой, пронизанной зловонием атмосфере,
постоянно переезжали с места на место в поисках уголка, где они наконец
смогли бы и насладиться видом на открытое пространство, и надышаться вволю.
К несчастью, подобными привилегиями имели возможность воспользоваться
только те, кто искал и нашел себе кров во "внешних" предместьях Парижа.
Внутри городских стен дышать было нечем во все времена: потребностью в
свежем воздухе приходилось жертвовать из-за необходимости строить и строить,
ведь население постоянно увеличивалось. Конечно, были - и обширные - "места
для прогулок", в большей или меньшей степени способные решать проблему
вентиляции города: Люксембургский сад, Арсенальский, Тюильри, бульвары
Сент-Антуан и Ла Рен, аллеи Королевы Маргариты и Пре-о-Клер... Но именно
"способные решать", а не "решавшие", потому что все они были расположены по
периферии. В старых кварталах чуть ли не по пальцам можно было сосчитать
количество садов, разбитых горожанами[7], сеньорами или
священнослужителями[8], и только эти сады обеспечивали хоть какие-то
свободные пространства среди скопления (если не нагромождения) домов. В
общем, циркуляцию воздуха в Париже того времени можно было наблюдать лишь в
весьма немногочисленных местах. Это были несколько образовавшихся уже в ту
эпоху площадей и перекрестков больших улиц: паперть Собора Парижской
Богоматери; место переправы, часто занимаемое ярмарками; Гревская площадь,
расположенная перед зданием старого муниципалитета, тесная, неровная и
постоянно наводняемая торговым людом, нахлынувшим с Винного пути (Etape au
vin) и из ворот Сен-Поль; Королевская площадь и площадь Дофина, одна с
четырех сторон, другая с трех окруженные постройками; площадь Мобер - просто
перекресток, где сходились улицы, по которым текли реки прохожих; всякий
вход на мост и выход с него; площадки перед церквами, занятые рыночками,
работавшими когда два, а когда три раза в неделю.
Разумеется, ни этих незначительных, с современной точки зрения, по
размерам площадей, ни этих перекрестков, где встречались один узкий
проулок-ручеек с другим, еще более жалким на вид, было недостаточно, чтобы
оздоровить атмосферу Парижа. От улиц в этом смысле толку никакого ожидать не
приходилось. Были они широкими или подобны туннелям - на всех стояла
одинаково нестерпимая вонь: экскременты и отбросы пополам с болотной гнилью.
И если дул ветер, то и он вместо того, чтобы рассеивать ядовитые испарения,
напротив, распространял эти "дивные ароматы", поднимая их на своих крыльях -
от этажа к этажу - до самых крыш.
В 1604 г. маленький - трехлетний - принц Луи, будущий Людовик XIII,
проезжая из замка Сен-Жермен в Париж через предместье Сент-Оноре - квартал
новый и куда лучше вентилируемый, чем внутригородские, старинные кварталы -
сразу же почувствовал, как веет затхлостью от вод ручейка, вдоль которого