"Томас Манн. Луизхен" - читать интересную книгу автора

между которыми терялся крошечный рот с печально опущенными уголками.
Сквозь бесцветную редкую и жесткую щетину, покрывавшую круглый череп и
верхнюю губу адвоката, просвечивала кожа, как у перекормленной собаки.
Ах, все, наверно, понимали, что его тучность отнюдь не свидетельствует
о здоровье. Ожиревшее тело, огромное в длину и в ширину, было лишено
мускулатуры, а отекшее лицо часто наливалось кровью и также внезапно вдруг
покрывалось желтоватой бледностью; рот его при этом как-то кисло кривился.
Практика у него была весьма ограниченная, но так как он обладал
солидным состоянием, отчасти благодаря приданому жены, то супруги, кстати
сказать, бездетные, занимали на Кайзерштрассе большую комфортабельно
обставленную квартиру и вели светский образ жизни - в угоду вкусам госпожи
Амры, разумеется, ибо немыслимо себе представить, чтобы такая жизнь
нравилась адвокату, с вымученным усердием принимавшему участие в
разнообразных развлечениях. Этот толстяк отличался необычным характером.
Не было на свете человека более вежливого, предупредительного,
уступчивого, чем он; но все вокруг, может быть, и не отдавая себе в том
отчета, чувствовали, что за его чрезмерно угодливыми и льстивыми манерами
кроется малодушие, внутренняя неуверенность, и всем становилось не по
себе. Нет ничего отвратительнее, чем человек, который презирает самого
себя, но из трусости и тщеславия хочет быть любезным и нравиться. Именно
так, по-моему, и обстояло дело с адвокатом: в своем раболепном
самоуничижении он заходил так далеко, что уже не был способен сохранить
нормальное чувство собственного достоинства. Адвокат мог сказать даме,
приглашая ее к столу:
- Сударыня, я отвратительнейший человек, но не соблаговолите ли вы... -
и это он произносил без намека на шутку, кисло-сладко, вымученно и
отталкивающе.
О нем, например, рассказывали следующий достоверный анекдот. Однажды,
когда адвокат прогуливался по улице, откуда ни возьмись появился
нагловатый посыльный, толкавший перед собою ручную тележку, и колесом ее
основательно придавил адвокату ногу. Когда он наконец остановил тележку и
обернулся, адвокат, совершенно растерявшийся, бледный, с трясущимися
щеками, низко поклонился и пробормотал:
- Извините.
Ну, как тут не возмутиться!
Этого странного колосса, казалось, всегда мучила нечистая совесть.
Прогуливаясь об руку с супругой по бульвару, он время от времени бросал
робкие взгляды на Амру, выступавшую восхитительно упругой походкой, и
раскланивался направо и налево так усердно, боязливо и раболепно, словно
испытывал потребность, смиренно склоняясь перед каждым встречным
лейтенантом, просить прощения за то, что он, именно он, обладает этой
прекрасной женщиной. И рот его принимал жалостно-угодливое выражение.
Казалось, адвокат умоляет: только не смейтесь надо мной.
Мы уже говорили, что никто не знал, почему, собственно, Амра вышла
замуж за адвоката Якоби. Но он любил ее пылкой любовью, редко
встречающейся у людей его телосложения, любовью покорной и боязливой,
вполне соответствовавшей его характеру.
Часто поздним вечером, когда Амра уже отдыхала в своей просторной
спальне, высокие окна которой были завешены тяжелыми гардинами в
цветочках, к широкой кровати жены так тихо, что были слышны не шаги, а