"Томас Манн. Хозяин и собака (Новелла)" - читать интересную книгу автора

скрепя сердце пускался галопом вслед за звенящей и гремящей махиной,
нисколько не похожей на тележку,.между колесами которой он когда-то трусил
рысцой. Пока хватало сил и дыхания, Баушан честно старался не отставать.
Но бедного деревенщину сбивали с толку городская суматоха и толчея; он
попадал прохожим под ноги, чужие собаки бросались на него с тыла,
вакханалия резких, неведомых дотоле, запахов ударяла ему в нос и кружила
голову, углы домов, пропитанные густым ароматом былых любовных интриг,
неудержимо влекли его к себе, и он отставал; правда, потом ему удавалось
нагнать точно такой же вагон, бегущий по рельсам, но - увы! - это был не
тот вагон; Баушан мчался наугад все дальше и дальше, пока окончательно не
сбивался с пути; и лишь через два дня, измученный и голодный, являлся
наконец, прихрамывая, домой, в тишину виллы на берегу реки, куда тем
временем достало благоразумия вернуться и его хозяину.
Это случалось не раз, потом Баушан смирился и больше не провожал меня,
когда я поворачивал налево. Лишь только я выхожу за дверь, он уже знает,
что у меня на уме: охота или светские развлечения. Он вскакивает с
половика, на котором лежал, поджидая меня в тени подъезда, сразу угадав
мои намерения по тому, как я одет, какая у меня тросточка, какое выражение
лица, по тому, взглянул ли я на него мельком, холодно и деловито, или же,
напротив, ласково и дружелюбно. Как тут не понять! Если по всему видно,
что прогулка состоится, он кубарем скатывается со ступенек и в немом
восторге гарцует впереди меня по направлению к калитке, а если надежды
нет, настроение его падает, он никнет, прижимает уши, вид у него
становится трагически печальный, а в глазах появляется то робкое,
жалковиноватое выражение,.которое в несчастье одинаково свойственно и
людям и животным.
Иногда, наперекор всему, он отказывается верить, что на сегодня все
кончено и охота не состоится. Уж очень ему хотелось погулять! И, обманывая
себя, Баушан предпочитает не видеть ни городской тросточки, ни
благопристойной сюртучной пары, в которую я облекаюсь ради такого случая.
Он проталкивается вместе со мной в калитку, крутится "вокруг собственной
оси и, в надежде меня соблазнить, припускается галопом направо по аллее,
все время оглядываясь и не желая понять роковое "нет", которым я отвечаю
на все его ухищрения. А когда я тем не менее поворачиваю налево, он бежит
обратно и, громко сопя, с тонким жалобным присвистом, которого от волнения
не в силах сдержать, провожает меня вдоль всего нашего забора; дойдя до
решетки прилегающего парка, Баушан начинает прыгать через нее, туда и
обратно; решетка эта довольно высокая, и, боясь ободрать себе живот, он
всякий раз охает. Прыгает он с отчаяния, из того бесшабашного удальства,
которому все нипочем, а в основном, конечно, чтобы меня задобрить и
покорить своим усердием. Ведь еще не все потеряно, еще есть надежда, -
правда, очень слабая, - что в конце парка я не пойду к трамвайной
остановке, а еще раз сверну налево и, сделав небольшой крюк, чтобы
опустить письмо в почтовый ящик, все же поведу его в лес. Это хоть и
редко, но бывает, а когда и эта последняя надежда рассыпается прахом,
Баушан садится на землю и предоставляет мне идти на все четыре стороны.
Так он и сидит посреди дороги в неуклюжей мужицкой позе и смотрит мне
вслед, пока я не дохожу до самого конца проспекта. Если я оборачиваюсь,
Баушан настораживает уши, но не бежит ко мне, - свистни я или позови его,
он все равно не пойдет, он знает, что это бесполезно. Вот и конец аллеи, а