"Елизавета Манова. Рукопись Бэрсара" - читать интересную книгу авторавложил в свою установку. Пять лет труда, уйма талантливых находок - да
второй такой в мире нет! И ведь только-только заработала, еще ничего не успели... - А ты? - А что я? Кое-что доберу после, на стандартных установках, а главное надо сейчас. - Опасно, Эв! - Это _т_ы_ мне говоришь, старый разбойник? После вчерашнего? Я не ответил, и Баяс опять полез за платком. - Не могу, Тал. Надо успеть. А потом, - он отвернулся и сказал очень тихо, - сам знаешь, чем они на ней займутся. Может нам с ней и правда лучше... того? - Что? - заорал я. - Опять мелодрама? Да ты у меня на пять лаг к установке не подойдешь! Я орал на него, как в добрые старые времена, лупил по столу кулаком, и он, наконец улыбнулся: - Ну и глотка! Дает же бог людям! - Ладно, - сказал я, остыв. - Когда? - Послезавтра. Мальчики как раз все вылижут. Напоследок, - голос его подозрительно дрогнул, и я показал кулак. Баяс засмеялся и ушел, а я подумал: являюсь к нему послезавтра прямо с утра, и пусть попробует выкинуть какую-то глупость! Но я опоздал. Глупо и непростительно опоздал. Судьба прикинулась пробкою на Проспекте Глара; я потерял два часа, пока вырвался из нее и, сделав немалый круг, полетел в Кига! Взрыв застал меня почти у ворот и вжался в мокрую глину. Сначала был опаляющий жар, потом ушла куда-то земля, и только тут включилось сознание. Я встал и увидел, как медленно, словно во сне, оседают корпуса института Гаваса. Я пошел вперед, потом побежал, и страха не было - только стыд, отчаянный, нестерпимый стыд... Когда я проснулся, день клонился к закату. Праздничный золотисто-розовый свет озарял закопченные стены, теплым облаком обнимал Суил. Это было так хорошо, что казалось неправдой. Я жив. Я дома. Я рядом с Суил. Суил обернулась; встретились наши взгляды, и жаркий румянец зажегся у нас на щеках. - Ну слава те, господи! Я уж думала, вовсе не проснешься! Я кое-как сел. Тело было чужое, вялое, и рука болела, я все не мог устроить ее поудобнее. - Болит? Ты, как засну, ну стонать, да так жалостно! А после, слышу, бормочешь: "Эв, Эв". Злой сон, да? - Да. Как погиб мой друг. Он мне часто снится. - Добрый был человек? Я усмехнулся, потому что не знал, добрым ли был Баяс. Мне хватало того, что он так талантлив, что у него такой цепкий и беспощадный ум, что он еще мальчишкой никогда не смотрел мне в рот, а ломился своим путем. Я многое в нем любил, но это то, что касалось работы; каков он был вне ее, я не знал и знать не хотел. И все-таки Эв был мне дорог... так дорог, что я никак не привыкну к тому, что его нет. - Есть-то хочешь? |
|
|