"Елизавета Манова. Познай себя (Фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

Действительно, - некуда. Борис Николаевич осторожно сел.
- Да вы не бойтесь, - проворчал Владимир Аркадьевич, возясь у
шкафчика в углу. - Не кусается. Вот берите-ка, пейте.
- Что это?
- Не яд, гарантирую. Напряжение надо снять. Ну?
Борис Николаевич задержал дыхание и проглотил горькую жидкость. Снова
страх: зачем я это делаю? Не хочу! И непонятное упрямство: не испугаете!
Вот возьму...
- А аппаратура у вас импортная, надо полагать? - спросил Борис
Николаевич. Хотел спросить, но вдруг оказалось, что язык ему не
повинуется. Лицо Владимира Аркадьевича угрожающе надвинулось на него,
угрюмым и насмешливым было это лицо, а в глазах непонятная тоска.
- Готов, надо полагать, - проворчал он, наклонившись. Борис
Николаевич хотел возмутиться, но ничего не вышло: сидел, как тряпичная
кукла, и даже моргнуть не мог.
- Значит, не боишься, говоришь? Правда тебе нужна? Получишь. Всю
сколько есть... не отплюешься. Пара вариантов - и хватит. Все ясно. Еще
мурло для статистики. А, один черт!
Этого Борис Николаевич уже не слышал. И, конечно, не чувствовал, как
Владимир Аркадьевич ловко надел на него манжеты с пучками проводов,
насажал на грудь датчиков и вытащил откуда-то из-за кресла тяжелый шлем.
Рывком надвинул ему на голову, отошел к мерцающей красными огоньками
панели, покосился через плечо и резко утопил клавишу.


... - Привал, - сказал старшина, и Борис Николаевич прямо с шага
рухнул на колкий лесной мусор. Низкое солнце уже не просвечивало лес
насквозь, но зной не ушел - висел между стволами горячим киселем, паутиной
лип к мокрому лицу. Борис Николаевич медленно стащил пилотку и вытер лоб.
Рука была словно чужая, да и все тело тоже - вялое, налитое той
равнодушной усталостью, когда уже не чувствуешь ни комариных укусов, ни
боли в стертых ногах. Просто бездумно идешь, пока надо, и также бездумно
падаешь, если не надо идти.
- Притомился, Николаич? - дружелюбно спросил старшина.
- Немного, - ответил он с благодарной улыбкой. Только Шелгунов и
остался ему из прежней жизни - единственный уцелевший из их роты. То,
довоенное, стало теперь таким далеким, таким ненастоящим, что как-то
странно было о нем вспоминать. Валя, Сережа, новая квартира, которой он
так радовался когда-то. Словно и не его была эта жизнь - придуманная или
вычитанная где-то, - а его жизнь началась всего пять дней назад тем
страшным - первым и последним - боем.
Он невольно втянул голову в плечи, спасаясь от застрявшего в ушах воя
бомб. Бомбежка, а потом танки. И ночь, когда не стыдясь слез, он брел за
Шелгуновым... куда-то... куда-нибудь...
Остальные уже потом прибились. Зина... Борис Николаевич повел
взглядом и увидел, что Зина спит, уткнувшись лицом в колени. Выгоревшая
гимнастерка плотно натянулась на лопатках, стриженые волосы свалялись и
посерели от пыли.
Саня сидел рядом, преданно сторожа ее сон. Он был щупленький и
конопатый, на полголовы ниже Зины, совсем мальчишка рядом с ней. И взгляд