"Юрий Манов. Тринадцатый апостол, или Господа присяжные заседатели" - читать интересную книгу автора

явно намечавшуюся лысину и начал бы выбирать: хорошая охота, хорошая рыбалка
с друзьями, хороший пикничок с подружками, сауна с продажными девками,
хороший футбол. Да мало ли еще хорошего может быть в жизни холостого мужика.
Но спроси Семенова, чего он терпеть не может более всего, он, обычно
рассудительный тугодум, ответил бы мгновенно, не раздумывая ни секунды:
поезда! Поезда он ненавидел искренне, всеми фибрами своей души, до
отвращения.
Нет, его не укачивало и не тошнило, перестук колес ему даже нравился,
но в поездах ему постоянно, круглосуточно... хотелось спать. Стоило Семенову
просто сесть за совещательный стол на утренней планерке или примоститься у
стойки бара в вагоне-ресторане, глаза его сами собой смыкались, и уже через
минуту окружающие могли услышать его удовлетворенное посапывание, а то и
храп. И потому на прилепившуюся обидную кличку Болотная соня он даже не
обижался. А за что обижаться, раз правда?! Вот только почему болотная?
Семенов ничего не мог с этой напастью поделать. Он, апостол, мент с
двадцатилетним стажем, боевой майор ОМОНа, не раз глядевший в глаза смерти,
никого и ничего не боявшийся, теперь опасался только одного - заснуть, когда
засыпать никак нельзя. Ни кофе, который он глотал ведрами, ни взбадривающие
таблетки, ни игривая подруга под бочком на нижней полке в отдельном купе не
помогали. Семенов постоянно хотел спать и засыпал при каждом удобном случае,
и неудобном тоже. Лишь когда поезд останавливался и Семенов спрыгивал на
твердую землю, сонливость как рукой снимало. Он снова становился уверенным в
себе, сильным, хитрым и беспощадным апостолом. Жаль только, что за последние
два года по "твердой земле" ему походить довелось от силы пару месяцев.
Семенов несколько раз писал рапорты с просьбой отправить его на Южный
фронт, на Кавказ, на границу, на Дальний Восток, к черту на кулички, но
добился лишь того, что на станции Зима его вызвали куда надо, где долго и
нудно разъясняли сущность понятия "долг", после чего отправили обратно на
Поездок. Правда, уже начальником и с майорскими погонами. По возвращении
Семенов немедленно напился и впал в двухдневную спячку.
Врачи на его жалобы лишь недоуменно пожимали плечами - такого
"поездного" заболевания в мировой практике еще отмечено не было.
- Вы, Сергей Михайлович, прямо-таки феномен, - говорил ему бывший
медицинский светило профессор Кацмоленбоген, угодивший на Поездок из-за
чрезмерной любви к малолетним мальчикам. - Кончится эта заваруха - добро
пожаловать ко мне в клинику. На вас можно и "солженицинку" получить. Только
когда она, эта "заваруха", кончится...
Да, действительно, когда? Сначала думали: ну пару месяцев, до выборов.
Потом: ну полгода, ну год... А вот уже три года ползут через всю Россию в
Сибирь Поездки, и нет им числа, и не видно им конца. Лишь монотонно стучат
колесные пары да визжат на перегонах буксы тормозов...

До сих пор авторство термина "Поездок" ошибочно приписывается бывшему
военному коменданту Москвы - генерал-полковнику Краснову. Разумеется, ничего
подобного генерал не придумывал и придумать не мог. Старый служака вообще
был к творчеству не склонен, да и какое тут творчество, когда приходилось
днями и ночами разгребать дерьмо, оставшееся ему от предшественников,
превративших комендатуру столицы в кормушку для многочисленных семейств. Тем
более и командовать Краснову пришлось недолго: едва успев изолировать от
общества те самые семейства, он взлетел на воздух вместе с четвертью