"Мария Марич. Северное сияние " - читать интересную книгу автора

медлительность, добродушно-лукавая улыбка? Искусственный румянец не
освежает, а еще больше подчеркивает бледность лица. Прославленная "бирюза"
ее глаз потускнела от тревоги и подозрительности. Бабка не читает больше
Александру отрывков из писем к ней Вольтера, не рассказывает о забавных
случаях с Дидеротом, когда он гостил у нее в Петербурге. Она приказывает
внуку выбросить из головы писания Радищева, которого обзывает бунтовщиком
похуже Емельки Пугачева... Сочинение этого "бунтовщика" "Путешествие из
Петербурга в Москву" брошено в горящую печь. Александр смотрит на
превращающиеся в пепел страницы и как будто еще различает на них
запомнившиеся слова: "Оценка печатаемого принадлежит обществу. Оно даст
сочинителю венец..."
В одной из тетрадок "наследника цесаревича" еще детской его рукой
записаны стихи из радищевской "Вольности", прославленной сочинителем как
"бесценный дар небес, как источник великих дел, как голос, который разбудит
русских Брута и Телля, как голос, от которого придут в смятение цари".
- Экое богохульство! - возмущается законоучитель и бросает тетрадь в
огонь.
- "Но если думаешь, что хулением всевышний оскорбится, урядник ли
благочиния может быть за него истец?" - с горечью спрашивает Александр
духовника словами Радищева.
Только швейцарец Лагарп - горячий приверженец философов-просветителей,
приглашенный Екатериной сначала в "кавалеры", а затем в воспитатели ее
любимого внука Александра, не боится внушать своему тринадцатилетнему
ученику, что прочность трона сохраняется лишь там, где государь считает себя
первым должностным лицом в своей стране и отцом своего народа, что законы и
любовь народная надежней охраняют власть, нежели крепости и солдаты. Лагарп
еще не опасается рассказывать Александру о том, как был убит сокрушитель
свободы Рима - Цезарь и иные тираны, которые пытались заглушить в сердцах
подвластных им народов священный огонь свободы. Лагарп берет с Александра
торжественное обещание превыше всего заботиться о благосостоянии народов,
которыми ему предстоит управлять.
Но, едва Екатерина скончалась, Павел устраняет Лагарпа и вызывает
Аракчеева из Гатчины.
Соединив его руку с рукою Александра, Павел велит им быть друзьями.
Заметив, что рубаха на Аракчееве забрызгана грязью, "наследник цесаревич"
приказывает выдать ему чистую из своего гардероба...
Услугу за услугой оказывает Аракчеев Александру: это он, Аракчеев,
входил на заре в супружескую спальню наследника и давал ему на подпись
присланные от Павла экстренные "циркуляры". Это он брал на себя обучение
полков, порученных Павлом Александру. Это он чинил расправу над
провинившимися в несоблюдении тех или иных "артикулов" гатчинского
сумасбродного владыки. Один Аракчеев умел заслонить Александра от отцовского
гнева.
В мрачном вихре павловского времени, когда царская милость и жестокая
опала своенравно сменялись одна другою, закружился и сам Аракчеев. Ордена и
чины сыпались на него градом, и Аракчеев становился все более
могущественным. Налево и направо расточал он палочные удары, оплеухи,
оскорбления.
Узнав, что оскорбленный Аракчеевым полковник застрелился, Павел прогнал
Аракчеева в незадолго до этого подаренную ему Грузинскую волость