"Анатолий Мариенгоф. Циники" - читать интересную книгу автора

ного искусства".
- Вот как!
- Elegantiae... [1]
- Так-так-так!
- ... arbiter [2].
- Баста! Все поняла: вы шокированы тем что у меня болит живот!
- Живот?..
- Увертюры, которые разыгрываются в моем желудке, выводят вас из се-
бя. Вам противно сидеть рядом, со мной. Вы хотели, по всей вероятности,
прочесть мне то место из "Сатирикона", где Петроний рекомендует не стес-
няться, если кто-либо имеет надобность... потому, что никто из нас не
родился запечатанным... что нет большей муки, чем удерживаться... что
этого одного не может запретить сам Юпитер... ". Так я вас поняла?
Я хватаюсь за голову.
- Имейте в виду что вы ошиблись у меня запор!
Я потупляю глаза.
- Скажите, пожалуйста, вы в меня влюблены?
Краска заливает мои щеки. (Ужасная несправедливость: мужчины краснеют
до шестидесяти лет женщины - до шестнадцати.)
- Нежно влюблены? возвышенно влюблены? В таком случае откройте шкаф и
достаньте оттуда клизму. Вы слышите, о чем я вас прошу?
- Слышу.
- Двигайтесь же!
Я передвигаю себя, как тяжелый беккеровский рояль.
- Ищите в уголке на верхней полке!
Я обжигаю пальцы о холодное стекло кружки.
- Эта самая... с желтой кишкой и черным наконечником... налейте воду
из графина... возьмите с туалетного столика вазелин... намажьте наконеч-
ник... повесьте на гвоздь... благодарю вас... а теперь можете уходить
домой... до свиданья.

14
Битый третий час бегаю по городу. Обливаясь потом и злостью, вспоми-
наю, что в XVI веке Москва была "немного поболее Лондона". Милая моя
Пенза. Она никогда не была и, надеюсь, не будет "немного поболее Лондо-
на". Мечтаю печальный остаток своих дней дожить в Пензе.
Наконец, когда уже не чувствую под собою ног, гдето у Дорогомиловской
заставы достаю несколько белых и желтых роз.
Прекрасные цветы! Одни похожи на белых голубей с оторванными головка-
ми, на мыльный гребень волны Евксинского Понта, на сверкающего, как
снег, сванетского барашка. Другие - на того кудрявого еврейского младен-
ца, которого - впоследствии - неуживчивый и беспокойный характер довел
до Голгофы.
Садовник завертывает розы в старую, измятую газету.
Я кричу в ужасе:
- Безумец, что вы делаете? Разве вы не видите, в ка-ку-ю газету вы
завертываете мои цветы!
Садовник испуганно кладет розы на скамейку.
Я продолжаю кричать:
- Да ведь это же "Речь"! Орган конституционно-демократической партии.