"Анатолий Мариенгоф. Бритый человек" - читать интересную книгу автора

строению.
Когда выбираешь "между человеков", есть смысл вспомнить сковородову
притчу о горшечнике и о бабе, которой "амуры молодых лет еще отрыгались".
Ткнув пальцем в обожженок, баба спросила:
- А что за сей хорошенький?
- За сей дай хоть три полушки.,
- А за того гнусново - вот он, - конечно, полушка?
- За тот ниже днух копеек не возьму.
- Что за чудо?
- У нас, баба, - сказал мастер, - не глазами выбирают, мы испытуем,
чисто ли звенит.
Странно только то, что за тридцать четыре года никто не заметил моего
"звененья". Впрочем, последнее обстоятельство я целиком отношу к
непроницательности моих приятелей, сослуживцев, моего отца, матери и моей
жены.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА

1

Моя жена!
Я не поворачиваю головы, чтобы ее не увидеть. Я боюсь, что одеяло
сползет с ее плеча, или ее голая нога выползет наружу. У нее всегда горячие
ноги. А у меня всегда холодные. Ночью, во сне, мы враждуем и ненавидим друг
друга так же, как и днем. Я делаю из ватного одеяла жаркий мешок, а она его
распарывает. Она похожа на раскрытые ножницы.
У нее желтые волосы, живот нежный, как щечка с ямочкой, глаза
неряшливее, чем расстегнутая прорешка, и блестящие губы. Словно они сосали
золотую монету. И однако, невозможно представить, чтобы эти блестящие
комочки мяса произносили стихи, целовали ребенка или улыбались чужому
счастью.
Зато даже человек бессовестно обделенный воображением, взглянув на них,
сразу почувствует все гнусности, им доступные. Будто слюна, слова, романсы и
поцелуи имеют резкую и твердую форму.
Ее губы переняли предательские контуры, как шляпа, пиджак, жилетка,
брюки или ботинки перенимают форму плеч, грудной клетки, таза, черепа или
ступни. А переняв, сохраняют, даже валяясь под кроватью (ботинки), будучи
перекинутыми через спинку стула (брюки), на вешалке (пиджак), на гвозде
(шляпа).

2

Июльское утро. Туман вытек на город из сырого лица. Мы едем с Лео на
"Митчеле" вдоль Страстного бульвара. Истошные липы держат в трясущихся
ладонях маленькие, пыльные, пахучие цветы.
Лео сидит на машине важно, раскидисто. А я притулился. Меня, конечно,
принимают за его писца. Вечером, когда я буду возвращаться со службы, я тоже
положу ногу на ногу, прищурюсь и буду небрежно пощелкивать пальцами по
фиолетовому кузову машины.
Я посажу в автомобиль делопроизводителя Моськина. Он для этого