"Анатолий Мариенгоф. Бритый человек" - читать интересную книгу автора

цокают по щербатому асфальту лаковые копытца моей достопримечательности.
"Боже мой, Боже мой, да ведь он без калош".
И я ощутил, как из моего сердца вылилось теплое тягучее, почти
материнское беспокойство: "Ах, он непременно промочит ноги и поймает
насморк. Хорошо еще, если не злокачественный. Ведь насморки бывают всякие. И
как это можно ходить без калош! Добро бы еще где, а то в нашей Богоспасаемой
Пензе".
Ни одна гимназистка не прошла мимо него, не оглянувшись. Я не допускал
мысли, что тому виной его фуражка с красным околышем и с необычайным гербом,
увенчанным короной. Или его плоские золотые пуговицы с танцующими оленями.
Или белые замшевые перчатки с черными шнурами. Или шинель с красными жилками
и сверкающим от хлястика разрезом кавалерийского образца.
Почему же, в таком случае, гимназистки не оглядываются на Исаака
Исааковича Лавриновича?
Исаак Исаакович известный пензенский "tailor". Если Исаак Исаакович
выходил из дома даже в 9 часов утра - он надевал цилиндр и пальмерстон. В
цилиндре Исаава Исааковича парадоксально отражались окружающие предметы.
Обыкновенный, допустим, керосиновый фонарь, один из тех немногих фонарей,
что освещали главную улицу в безлунные ночи, - превращался в
соблазнительнейшую из знаменитого нашего кафе-шантана "Эрмитаж" мадемуазель
Пиф-Паф. Тоненькое, как папироска, существо от скуки догадалось внести
незначительные усовершенствования и весьма скромное воображение в свою
профессиональную гимнастику, и это ловко сыграло ей на руку: полковник
Боткин меньше произносил за зиму тостов "за прекрасный пол", чем Пиф-Паф
разбивала сердец.
А вот невинный детский шарик на ниточке, отразившись в цилиндре Исаака
Исааковича, мгновенно оборачивался в бритую голову пристава Утробы из
первого участка. Грозный пристав говорил сам о себе: "Я убежденный
жидоненавистник, а посему и бескорыстный гонитель".
Что же касается фиолетового стеклянного шара из окна аптеки провизора
Маркузина, то он в цилиндре tailor'a видоизменялся в мадам Тузик,
многогрудую, бочковатую, с бровями, как усы у Фридриха Ницше, гостеприимную
хозяйку самого добросовестного публичного дома в Пензе, "фирма существует с
1887 года".
Следует упомянуть, что наши пензенские любители, когда они ставили
пьесу из аристократической жизни, всегда одалживали у Лавриновича его
пальмерстон и цилиндр.

6

Проегозив мимо моей достопримечательности, одна пышечка, зажмурившись
от волнения, прошептала другой пышечке, побледневшей от восторга:
- Ужасно тонный.
На это вторая отозвалась, как эхо:
- Кошмарно интересный.
И обе одновременно выдохнули из себя, похожее на стон:
- А-а-х.
А он, кажется, и не почувствовал, что уносит на своих пуговицах с
танцующими оленями скромные фиалки их глаз.
Зато у меня на лице неприлично расплылась блаженная улыбка. Я ее