"Мариво. Удачливый крестьянин " - читать интересную книгу автора

благополучия обязан нашему славному вину.
Отец мой арендовал землю у владельца имения,[1] человека весьма
богатого, которому не хватало только громкого имени, чтобы быть дворянином.
Он (я говорю о хозяине) нажил состояние коммерцией, а затем породнился
со знатными семьями, удачно женив двух своих сыновей, из коих одного
определил в судейские, а другого - в офицеры.
И отец и сыновья жили роскошно, именовали себя по названиям своих
поместий; настоящее же свое имя, надо думать, и сами позабыли.
Происхождение их было как бы погребено под огромными богатствами. О нем
помнили, но не говорили. Женитьба сыновей на благородных девицах
окончательно всех ослепила; обоих приняли в круг семейств, составлявших цвет
двора и общества. Людское высокомерие, в сущности, не так уж щепетильно в
подобных вопросах - оно словно само сознает вздорность своих предрассудков.
Так обстояли дела у наших господ, когда я появился на свет. Отец мои
арендовал у них ферму, которая ничем, кроме виноградников, не могла
похвастать, зато вино там производилось в изрядном количестве и было лучшим
во всей округе. Мой старший брат отвозил бочки барину в Париж - а надобно
вам знать, что нас у отца было трое: два мальчика и девочка, я был самым
младшим.
В одну из таких поездок брат приметил молодую вдову-трактирщицу,
женщину с деньгами; она его не отвергла, и он женился, вложив в общее
хозяйство все свое состояние, то есть ровным счетом ничего.
В дальнейшем его детям было до крайности нужно, чтобы я признал их
своими племянниками: брат мой (он живет сейчас со мной) держал трактир лет
десять, но разорился из-за мотовства своей женушки.
Сыновьям его я помог, вывел их в люди и хорошо устроил, а они платят
мне за это черной неблагодарностью: дело в том, что однажды я упрекнул их в
чванстве. Сами посудите: они отказались от родительского имени и более не
знаются со своим отцом, которого раньше время от времени все же навещали.
Скажу о них, с вашего позволения, еще несколько слов.
Я заметил их тщеславие, когда они в последний раз приезжали повидать
отца. В разговоре они назвали его "милостивый государь". Старик обернулся,
подумав, что в комнату вошел посторонний, к коему относились эти слова.
- Нет, нет, - сказал я, - никого нет, братец, это они к тебе так
обращаются.
- Ко мне? - удивился он. - Это еще почему? Или вы меня не узнали? Не
отец я вам, что ли?
- Отец-то отец, - сказал я, - но называть тебя так они стесняются.
- Разве стыдно называться отцом своих детей? - возразил он. - Что это
еще за новости?
- Видишь ли, обращение "отец" слишком грубое, простецкое. Только
простолюдины выражаются столь неблагородно, а у таких хороших господ, как
твои сыновья, не полагается употреблять низкие слова, обозначающие простое
природное родство; они тебе не какая-нибудь деревенщина, и вместо "отец"
говорят "милостивый государь" - так оно благороднее выходит.
Племянники мои покраснели, услышав, как я их отчитываю за самомнение, а
родитель их крепко рассердился, и не по-господски, а по-мужицки, как
полагается отцу и притом трактирщику.
Но оставим моих племянничков, - они отвлекли меня в сторону от
повествования; впрочем, это даже к лучшему - пусть читатель с самого начала