"Олег Маркеев. Угроза вторжения " - читать интересную книгу автора

***

"Гаврилов не прав, еще не наступило то благодатное время, когда
ситуация начинает саморазвиваться, когда темп игры возрастает во сто крат,
когда только успевай просчитывать варианты и делать очередной ход. До того
этапа операции, когда потеря темпа грозит поражением, еще ох как далеко, -
с тоской подумал Подседерцев. - Это потом начальство отпускает вожжи,
позволяя непосредственным исполнителям во имя спасения операции творить
все, что считают нужным.
Сковывать инициативу так же губительно, как и терять темп, но до
осознания этого немудреного правила надо ждать, пока операция не начнет
трещать по всем швам. Пока жареный петух не клюнет, - а он на Руси - птица
счастья, - ничего хорошего от начальства ждать не приходится".
Новые данные на Журавлева, добытые Гавриловым, действительно требовали
срочной корректировки сценария операции. Но на начальном этапе любые
действия требуют визы. Согласие начальства, пусть даже в форме невнятного
бормотания или многозначительного кивка - страховой полис и карт-бланш
одновременно. Этому Подседерцева, еще на Лубянке закаленного в
бюрократических игрищах, учить не надо было. Поэтому первую коррективу в
детально разработанный план он внес сразу же, покинув офис Гаврилова.
Связался по спецсвязи с Шефом и напросился на внеочередной доклад.
Сказать, что Подседерцев любил своего Шефа, значило погрешить против
истины. Он отдавал должное запредельной верности, демонстрируемой его Шефом
Хозяину, но не более того. Как умный человек, Подседерцев уважал людей,
обладающих качествами, отсутствующими у него.
В верности Шефа было что-то собачье, зависимое.
Любовь Хозяина была по-барски крутой, именно такую больше всего любят
русские женщины и служилые мужики. Потреплет жесткая рука по холке -
радуйся, въедет хозяйский сапог под зад - сам виноват, скули на задворках и
вспоминай, чем же провинился.
И Хозяин, и Шеф представляли совершенно определенную, а значит -
ограниченную во времени тенденцию. Вне постоянной схватки со старыми
врагами или с бывшими соратниками, впавшими в ересь дележа власти, они были
никем.
Хозяину предстояло вытащить из грязи телегу российской Империи и,
окучивая кнутом дохлых кляч и рвущих из рук вожжи, повернуть оглобли на
столбовую дорогу, с которой, не без его участия, вышеупомянутая телега и
свалилась в канаву, растеряв половину поклажи. Но вожжи у них вырвут,
непременно вырвут, как только колеса въедут на накатанный тракт. Это
Подседерцев отлично понимал, иллюзий по отношению к людской натуре в силу
ремесла никогда не испытывал, а, пообтесавшись в кремлевских коридорах,
растерял даже их остатки. Опасность перехвата управления исходила не
столько от оголтелой оппозиции - им, дуракам, ничего не досталось,
соответственно, и терять нечего - к вожжам полезут те, кто под шумок успел
накопить капитал, кто захочет покоя и надежности.
Подседерцев закончил доклад, давние отношения позволяли не стоять на
вытяжку, а сидеть, удобно устроившись в кресле, и выжидающе посмотрел на
Шефа.
Шеф выставил ногу из-под стола и, кряхтя от боли, принялся растирать