"Олег Маркеев. Серый ангел " - читать интересную книгу автора

партконтроля - старинном особняке с атлантами на фронтоне, окнами выходящем
на улочку, ведущую к Кремлю. За особняком, во внутреннем дворе комплекса
Совмина, стояла новостройка, ничем не отличимая от соседних, даже без
вывески, только номер строения над подъездом. Из особняка в новостройку вел
подземный переход.
Салин с Решетниковым, конспирируясь, проводили деловые встречи с
малозначимой клиентурой Организации в этой новостройке. Для та-хих целей там
были отведены безликие маломерные кабинетики, дабы не подавлять мелких
людишек видом партийной роскоши. На дверях каждого кабинета были специальные
пазы, куда вставлялись таблички с фамилией и инициалами хозяина. Каждый раз
разные. Постоянных хозяев кабинета не было. И фамилии на табличке ничего не
значили - псевдонимы, также периодически меняемые. Только имя и отчество
сохранялись подлинными, чтобы потом не путаться.
Решетников всякий раз, вгоняя в паз пластиковую пластинку, шутил: "Не
забудь, Виктор Николаевич, теперь ты - Стасов". Салин привычно отшучивался:
"Склерозом не страдаю, товарищ Медведев".
В кабинетике едва уместился Т-образный стол. На хозяйское место сел
Салин, Решетников по левую руку, лицом к народу, как он выражался.
Мещерякова усадили напротив Решетникова, лицом к окну. Таким образом, он
оказался в перекрестье их взглядов и под лучом света. Положение хуже некуда:
ничего не утаить, да еще головой крутить приходится, когда вопросы задают
оба, но вразнобой.
Но Мещеряков не крутился, как уж на сковородке, поджариваемый живьем.
Сидел расслабленно, на вопросы отвечал с достоинством, не торопясь.
Был он на вид, как и описывали недруги и сочувствующие, не от мира
сего. В профиль, как его видел Салин, в Мещерякове просматривалось что-то
птичье. Неприкаянное, легко уязвимое, но хищное. Сидел, нахохлившись, как
ястреб на холодном ветру. Отстраненный, надменный, одинокий.
На нем был еще не потерявший первую свежесть костюм, очевидно,
купленный для загранкомандировки. Уголки рубашки слегка загнулись. Галстук в
тон, но гораздо старше костюма, изрядно поношенный. Волосы, исхлестанные
сединой, отказывались лежать пристойными прядками, пушились неровными
клочками: очевидно, готовясь к головомойке в партийной инстанции, Мещеряков
утром наспех помыл голову. Брился он тоже на скорую руку, о чем говорили два
тонких пореза на подбородке. Время от времени он смотрел поверх головы
Решетникова в окно, и тогда его взгляд делался отсутствующим, пустым и
мутным, как февральское небо.
Разглядывая Мещерякова, пока шла разминка, Салин пришел к выводу, что
надо на ходу менять сценарий. Брать Мещерякова было не на чем. Клиент был
отмечен ненавистной всем операм печатью невербуемости. Таким идея, чужая
особенно, не нужна. И пряником не заманить, их пряник - черствая горбушка,
сознательно выбранная как способ избежать жизненных соблазнов. О деньгах и
связанных с ними удовольствиях даже речи быть не может. Таким не страшен
кнут, они и так всегда в пути на собственную Голгофу. Какой там, к черту,
кнут, когда впереди маячит вожделенный крест! Власть? Исключено. Такие
презирают и толпу, и властвующих над ней. Остается только работа, которой
фанатично предан. Но большая часть ее творится в его внутреннем мире, куда
он никого не допустит. И работать, т в о р и т ь, он может только для себя и
ради себя самого. Значит, только сотрудничество, только союз, понял Салин.
Решетников по сценарию играл "злого следователя", мурыжа клиента едкими