"Габриэль Гарсия Маркес. Счастливое лето госпожи Форбс (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

рот ее окаменел и оставался каменным до тех пор, пока не начал
рассеиваться дым от взрыва, а стекла ее очков не пропитались
слезами. Она сняла их, вытерла салфеткой и перед тем, как
встать, с горечью бесславной капитуляции положила эту салфетку
на стол.
- Делайте что хотите, - сказала она. - Я для вас не
существую.
И с семи вечера она закрылась в своей комнате. Но
незадолго до полуночи, когда она решила, что мы уже спим, мы
увидели, как она идет в рубашке школьницы к себе в спальню и
несет половину шоколадного пирожного и бутылку, в которой
больше чем на четыре пальца отравленного вина. Сердце у меня
дрогнуло.
- Бедная госпожа Форбс! - сказал я.
На брата мои слова не произвели никакого впечатления.
- Бедные будем мы, если она не умрет сегодня ночью, -
сказал он.
Ночью она опять долго говорила вслух, громко, как
одержимая безумием, декламировала Шиллера и закончила
декламацию криком, заполнившим все комнаты дома. За этим
последовали раздирающие сердце вздохи, и наконец, издав тихий
свист, печальный и долгий, как свист уносимого течением
корабля, госпожа Форбс умолкла. Когда, все еще испытывая
усталость от бодрствования в первую половину ночи, мы
проснулись, солнце пронзало занавески своими лучами как
кинжалами, но при этом казалось, будто дом погружен в стоячую
воду. Тут мы спохватились, что уже около десяти, а обычные
утренние дела госпожи Форбс нас почему-то не разбудили. Не
слышно было ни воды, спускаемой из бачка в уборной, ни воды,
льющейся из крана, ни шороха отодвигаемых занавесок, ни стука
подковок, ни трех страшных ударов в дверь ладонью ее руки,
будто принадлежащей капитану невольничьего судна. Брат приложил
ухо к стене, задержал дыхание, чтобы можно было уловить
малейшие признаки жизни в соседней комнате, и наконец из груди
его вырвался вздох облегчения.
- Готова, - сказал он. - Кроме моря ничего не слышно.
Уже около одиннадцати мы приготовили себе завтрак, а
потом, взяв по два баллона с кислородом на каждого и еще два
про запас, спустились на пляж, не дожидаясь, пока придет
убирать дом окруженная своими кошками Фульвия Фламинеа. Оресте
был уже на пристани и потрошил шестифунтовую дораду, которую
только что поймал. Мы сказали ему, что ждали госпожу Форбс до
одиннадцати, но она так и не вышла из своей комнаты и мы решили
спуститься к морю одни. Мы рассказали ему также, что вчера
вечером она разрыдалась за столом и, быть может, плохо спала
потом и решила встать позже. Как мы и ожидали, Оресте наше
объяснение не слишком заинтересовало, и мы отправились вместе с
ним на час с лишним бродить по морскому дну. Потом он напомнил,
что нам нужно пойти домой пообедать, а сам отправился на своей
моторной лодке к туристским отелям, чтобы продать там дораду.