"Габриэль Гарсия Маркес. Третье смирение" - читать интересную книгу автора

как его тело, молодое и пораженное болезнью, заполняет смерть. Воздух во
всем доме сгустился, будто пропитался цементом, а внутри этой густоты - там,
где предметы оставались такими же, будто это все еще был обычный воздух, -
внутри был он, заботливо упрятанный в гроб из твердого, но прозрачного
цемента. В тот раз в голове у него возник этот самый шум. Какими чужими и
холодными казались ему стопы его ног; там, на другом конце гроба, лежала
подушка, потому что ящик был великоват для него и надо было подогнать по
росту, приладить к мертвому телу эту новую и последнюю его одежду. Его
покрыли белым покрывалом и подвязали челюсть платком. Он казался себе очень
красивым в этом саване, смертельно красивым.
Он лежал в гробу, готовый к погребению, и, однако, знал, что не умер. И
если бы он попытался встать, ему удалось бы это без труда. По крайней мере
мысленно. Но делать этого не стоило. Уж лучше умереть там, умереть от
смерти, которой, в сущности, и была его болезнь. Когда-то врач сухо сказал
его матери:
- Сеньора, ваш ребенок тяжело болен - все равно что мертв. Однако,-
продолжал он,- мы сделаем все возможное, чтобы продлить ему жизнь и оттянуть
смерть. Благодаря комплексной системе самонасыщения мы добьемся продолжения
органических функций. Изменятся только двигательные функции, будут
затруднены одновременные движения. О том, что он жив, мы будем знать по его
росту, - расти он будет обычным порядком, просто-напросто смерть заживо.
Подлинная, действительная смерть...
Он помнил эти слова, хотя и смутно. А может, он никогда их не слышал и
они были измышлением его мозга, когда поднялась температура во время кризиса
тифозной горячки.
Когда он утопал в бреду. Когда читал истории о набальзамированных
фараонах. Когда поднималась температура, он чувствовал себя ее
протагонистом. Тогда и началось что-то вроде пустоты, из которой состояла
его жизнь. С тех пор он перестают различать, какие события случились на
самом деле, а какие ему пригрезились. Поэтому он и сомневался сейчас. Может
быть, врач никогда и не говорил об этой странной смерти заживо. Ведь это
алогично, парадоксально, это просто противоречит само себе. И это заставляет
его подозревать, что он на самом деле умер. Вот уже восемнадцать лет, как
это произошло.
Тогда - ему было семь лет, когда он умер - его мать заказала для него
маленький гроб из свежеспиленной древесины, гроб для ребенка, но врач велел
сделать ящик побольше, как для нормального взрослого, а то этот, маленький,
мог бы замедлить рост, и в результате получился бы деформированный мертвец
или живой урод. Или из-за того, что задержится рост, нельзя будет заметить
улучшение. Учитывая подобное развитие событий, мать заказала большой гроб,
как для умершего подростка, и положила в ногах три подушки, чтобы гроб был
впору.
Вскоре он начал расти внутри ящика, да так, что каждый год нужно было
понемногу вынимать перья из подушки, лежавшей к нему ближе всех, чтобы
освободить место. Так прошла половина жизни. Восемнадцать лет. (Теперь ему
было двадцать пять.) Он дорос до своих окончательных, нормальных размеров.
Столяр и врач ошиблись в расчетах, и гроб получился на полметра больше, чем
нужно. Они думали, что он будет такого же роста, как его отец, который был
похож на первобытного гиганта. Но он таким не стал. Единственное, что он
унаследовал, - это бороду "лопатой". Пепельную густую бороду, которую