"Габриэль Гарсия Маркес. Статьи" - читать интересную книгу автора

По-испански это означало "Усач". Весь вечер она говорила о Сталине,
пользуясь этим прозвищем и ни разу не назвав его по имени, говорила без
малейшего почтения, не признавая за ним никаких заслуг. По ее мнению,
решающим аргументом против Сталина является фестиваль: в эпоху его
правления ничего подобного не могло бы произойти. Люди не покинули бы своих
домов, а грозная полиция Берии перестреляла бы на улице всех делегатов. Она
уверила, что, если бы Сталин был жив, уже вспыхнула бы третья мировая
война. Говорила об ужасающих преступлениях, о подтасованных процессах, о
массовых репрессиях. Уверяла, что Сталин - самый кровавый, зловещий и
тщеславный персонаж в истории России. Мне никогда не приходилось слышать
столь страшных историй, рассказываемых с таким жаром.
Трудно было определить ее политическую позицию. По ее мнению,
Соединенные Штаты - единственная свободная страна в мире, но лично она
может жить только в Советском Союзе. Во время войны она познакомилась со
многими американскими солдатами и говорила, что это наивные, здоровые
парни, но они поразительно невежественны. Она не была антикоммунисткой,
чувствовала себя счастливой оттого, что в Китае пришли к марксизму, но
обвиняла Мао Цзэдуна в том, что он оказал влияние на Хрущева, и тот не
разрушил до конца миф о Сталине.
Она рассказала нам о друзьях своего прошлого. Большинство из них -
театральные деятели, писатели, уважаемые артисты - были репрессированы при
Сталине. Когда мы подъезжали к зданию театра, имеющего очень давнюю
репутацию, наша случайная спутница взглянула на него с особым выражением.
"Мы называем этот театр "театром призраков", - сказала она с кроткой
улыбкой. - Лучшие его актеры покоятся под землей".
У меня нет ни малейшего основания считать эту женщину ненормальной, но
один плачевный факт очевиден: она была похожа на таковую. Несомненно, она
живет в той среде, откуда суть вещей видна с наибольшей ясностью. Похоже,
верно, что народ не пострадал от режима Сталина - репрессии обрушились на
руководящие сферы. Но я не могу принять как достаточно убедительное
основание для обобщения деятельности Сталина это утверждение, ибо не слышал
никаких иных доводов, сколько-нибудь к нему близких. Советским людям
свойственно впадать в экзальтацию при выражении своих чувств. Они выражают
радость столь зажигательно, как будто танцуют казачью пляску, готовы отдать
последнюю рубаху и, прощаясь с друзьями, плачут настоящими слезами. Но они
становятся в высшей степени осторожными и скрытными, едва заговорят о
политике. Бесполезно пытаться узнать у них что-либо новое в этой области -
все ответы опубликованы, и они лишь повторяют аргументы "Правды". Материалы
ХХ съезда - секретные, по утверждению западной прессы, - изучались и
обсуждались всей страной. Это одна из черт советского народа - политическая
осведомленность. Скудость международной информации компенсируется
поразительной всеобщей осведомленностью о внутреннем положении. Кроме нашей
бесшабашной случайной переводчицы мы не встретили никого, кто столь
бесповоротно высказывался против Сталина. Очевидно, в сердце каждого
советского человека живет миф, обуздывающий доводы разума. Они словно
говорят: "При всем, что мы знаем о нем, Сталин есть Сталин. И точка".
Ликвидация повсюду его портретов проводится без лишнего шума, и на их место
не вывешиваются портреты Хрущева. Остается только Ленин, и память о нем
священна. Создается буквально физическое ощущение, что против Сталина могут
быть предприняты любые действия, но Ленин неприкосновенен.