"Дан Маркович. Паоло и Рем" - читать интересную книгу автора

жилье он не мог, вот и придумал - "давай, буду учить парня живописи, я
умею..." Он был художником, родом из земли на другом берегу моря, работал в
Испании и Италии, а теперь возвращался домой, и вот судьба столкнула его и
Рема. Он жил у них два года, потом ушел. Фон Зиттов, так он себя называл. А
на родине его называли Ситтов, что на местном наречии означало говнюк, он в
первый же день сообщил это Рему и добавил - "еще бы, они же знают, какой я
художник, вот и злятся..." И засмеялся, запрокинув голову, показав заросший
щетиной кадык. Шея тощая и жилистая, как у того старого гусака, которого они
с теткой Серафимой ощипали к празднику. Шею утащил кот, Серафима суетилась
вокруг рычащего зверя, увещевала - "отдай, мерзавец, отдай..." Она боялась
Пестрого, но уважала его за охоту на крыс, за верность... она была доброй...
И кот уважал ее, но любил только Рема.
А Зиттова так и не признал.

x x x
Где же твои картины? -- Рему четырнадцать, и он не умеет еще скрывать
любопытство.
Я мало там писал, оставил друзьям. Писать необязательно, я смотрел.
Художник все время пишет - вот здесь, - Зиттов постучал по морщинистому лбу.
Сколько ему было лет? Рем постеснялся спросить, потом прикинул - не
более пятидесяти, хотя на вид шестьдесят.
-Сколько тебе лет, парень? Рем, да?..
-Четырнадцать.
- Поздновато начинаем. Впрочем, кто знает... Паоло начал в двадцать
шесть, а стал великим мастером.
Зиттов слов не ветер не бросал, тут же взялся за дело.

x x x
Он вылечил козу от глубокой язвы на боку, в ней уже шевелились длинные
тонкие черви с красными головками, Рему казалось, смотрят на него... Зиттов
собрал сосновую смолу, растопил ее, залил спиртом, долго тряс в темной
бутыли, потом очистил рану от червей и приложил к ней тряпку, обильно
смоченную густой буро-коричневой жидкостью. Коза вопила и брыкалась, потом
затихла, вслушиваясь в то, что происходит с ее боком... Через несколько дней
лечения язва стала затягиваться ярко-красной пленкой. Серафима качала
головой - "колдун", и стала кормить Зиттова на убой. Он говорил - " меня
нельзя так кормить, я снова стану молодым..." - и хрипло смеялся.
Потом обстругал кучу тонких березовых веток, развел костер и сжег их,
это было через неделю после того как появился. Получились черные угольные
стерженьки разной толщины, одни кривоватые, другие совсем прямые. "Это
неважно", он сказал, и потер нос большим пальцем, глаза его блестели.
- Пора, - он сказал, - пора нам приняться за дело, как ты думаешь, Рем,
с чего начнем? С красками успеется, цвет от рождения - подождет, а вот с
рисунком... надо начинать. Знай, главное в жизни и на холсте - свет и тьма.
Художник рисует, чтобы через свет и тьму передать то, что держит его на
земле. Одни строят дома, другие рожают детей, а художник... несчастное
существо...
Рем не понял, но рисовать начал, и Зиттов заложил в него все, что
заложить можно. Он так и сказал - " у тебя, парень, есть все, чему
невозможно научить, остальное я тебе втолкую за неделю, это просто... Недели