"Сергей Марков. Великий охотник ("Люди великой цели") " - читать интересную книгу автора

самых невозможных одеяниях - в халатах и лаптях - по улицам города, подбирая
то, что плохо лежит, бесчинствовали в кабаках, орали непристойные песни. По
признанию Пржевальского, его среда состояла из шестидесяти воров, пьяниц и
картежников...
Первым воинским подвигом Пржевальского, как он сам потом вспоминал,
была проба штыка на жирном индюке, которого он заколол в походе юнкерской
команды из Белёва в Козлов.
Не лучше были нравы и в Полоцком пехотном полку, где Пржевальский
числился уже прапорщиком. Полк стоял в Белом - маленьком городке Смоленской
губернии.
Пржевальский не пил, не курил. Индюка в знаменитом "деле" под Козловом
он заколол только потому, что нечего было есть. Он был белой вороной в этой
среде. В Козлове он составил обширный гербарий местной флоры. За три года в
Белом прочел не один десяток книг. Когда полк перевели в Кременец-на-Волыни,
молодой офицер засел вплотную за книги. Товарищи смотрели на Пржевальского,
как на безумного, когда он уверял их, что не кто иной, как он, откроет
истоки Белого Нила. Но, кроме Белого Нила, был еще мало исследованный Амур!
И вот, засунув сложенный вдвое рапорт за обшлаг пехотного мундира,
прапорщик Пржевальский пошел к начальству проситься на амурскую службу. За
это вместо Амура он попал на полковую гауптвахту, где просидел несколько
суток, изучая узоры трещин на известковой стене и воюя с клопами.
Но Пржевальский был не из тех, кто боится окриков начальства. Не
пустили на Амур - черт с ними! Да и в самом деле, разве может начальник
гарнизона города Кременца разрешить или запретить прапорщику Пржевальскому
поход на Белый Нил! И кто вообще берет разрешение па подвиг! И Пржевальский
с новым рвением засел за книги, отказывая себе решительно во всем. Он целый
год изучал военные премудрости, сидел над картами и схемами по пятнадцать
часов в сутки, и обеспеченные, богатые однополчане иронизировали над
протертыми локтями его мундира.
В 1861 году в коридорах Военной академии Санкт-Петербурга появился
высокий молодой офицер. На смуглом лице сияли голубые глаза. Он был
черноволос, но правый висок светился от ранней седины. Офицер был сухощав,
однако широк в плечах.
Пржевальский, конечно, не говорил никому о том, каких трудов стоило ему
добраться до столицы. Он умолил какую-то знакомую дать ему взаймы сто
семьдесят рублей под расписку с условием, что вернет своей благодетельнице
долг почти в двойном размере. Желающих поступить в академию было много.
Пржевальского выручила замечательная память. Он блестяще выдержал испытания
и, счастливый, стал одолевать знания в чинной тишине Военной академии.
Обедал Пржевальский в те времена не каждый день. Карманы его
по-прежнему были пусты, и он держался в стороне от богатых однокурсников,
маменькиных сынков и гвардейских хлыщей.
Пржевальский не был военным по призванию, но лекции слушал внимательно
и прилежно, а ночи напролет просиживал над трудами ботаников и зоологов. Он
бредил светом африканских звезд и мечтал при первой же возможности ринуться
в далекий и самый опасный поход. Пржевальский уже тогда знал хорошо все, что
относилось к истории Африки, имена людей, открывших Нижний Нигер, героев
Тимбукту и Сахары. Ему был понятен подвиг Рене Калье, который два года
бродил по африканским пустыням и был встречен Францией как национальный
герой, но, отвергая почести и славу, предпочел жить как простой земледелец,