"Хуан Марсе. Чары Шанхая " - читать интересную книгу автора

туда, на берег Эбро, где однажды завязал на своем испачканном кровью лбу
точно такой же длинный грязный бинт: он выпрямился, его раненая голова
коснулась брезента воображаемой палатки, стоявшей у реки.
Он высунулся наружу как раз в тот миг, когда Ориоль в бессчетный раз
рухнул, сраженный пулей. Кто-то за спиной капитана лежал на носилках и все
время стонал, - быть может, это был его второй, семнадцатилетний сын; он
тоже сражался на Эбро, заболел тифом и теперь умирал. Капитан выругался и
велел ему замолчать:
- Хватит, мальчик! Потерпи!
Его бедный мальчик хотел умереть дома. Наконец он замолчал, и капитан
посмотрел на него с сочувствием:
- Вот так-то лучше, - сказал он. - Умирай тихонько, как птичка. Здесь
ты умрешь или дома, - какая разница, сынок; но только умирай тихонько,
ладно? Не безобразничай.
- Что ты там бормочешь? - проворчала жена.
- Я не с тобой разговариваю, - ответил он. Его горячечная голова вновь
задела палатку, он выбрался наружу и ринулся в самую гущу тумана. - В
прошлом месяце над рекой просвистели две шальные пули, - продолжал он. -
Одна угодила в Ориоля, другая - мне в голову. Эта сукина дочь засела у меня
прямо в мозгу, но когда она туда влетела, я, к счастью, ни о чем важном не
думал. Так что пойду пройдусь.
Бетибу кивнула. Черные блестящие кудряшки вились вокруг ее гладкого и
круглого, словно фарфорового, лба. Она скривила рот в форме сердечка - алый,
словно мякоть арбуза. На капитана она по-прежнему не глядела и, возможно, в
самом деле не слышала, о чем он говорит, так как почти оглохла; но она
знала, что он все еще здесь, в комнате, неуверенно топчется рядом с ней.
Обращалась к нему Бетибу исключительно по фамилии:
- Блай, болван ты эдакий, - сказала она на своем безукоризненном
каталонском, на каком уже мало кто говорил. - Совсем с ума спятил.
- Дорогая, я пошел гулять, - объявил капитан. - На обратном пути пройду
мимо Лас-Анимас и укушу священника. - Он наблюдал, какой эффект произвели
его слова на Бетибу, и добавил: - Раз я недобитый большевик, проклятый масон
и руки у меня по локоть в крови, буду вести себя как подобает. Прав я или
нет, душа моя?
Донья Конча снова ответила по-каталонски - когда-то между собой они
говорили только на этом языке. Позже мать рассказала, что однажды, несколько
лет назад, во время одной из таких ссор, - а ссорились капитан с женой,
разумеется, исключительно по-каталонски, - у него случился удар, он вдруг
умолк и рухнул на пол, а когда пришел в себя, у него начало двоиться в
глазах, и отныне он изъяснялся только по-испански. Он сам не знал, почему
так вышло, но, как ни старался, обратно на каталонский перейти уже не смог.
С тех пор он говорил по-испански, а донья Конча, слышала она его или нет,
всегда отвечала ему как прежде.
- Хватит чушь нести, - проворчала она.
- Я только предупредил тебя, что иду гулять, что в этом такого? -
обиделся капитан. Теперь он говорил громче, и она его слышала. - Я такой
тощий, оборванный и страшный, что меня ни одна собака не узнает. Я сущее
чудовище, агент Москвы - ну и пусть, в этом костюме пешехода, попавшего под
трамвай, никто меня все равно не узнает.
- Будешь ты по-человечески говорить или нет? Бездельник несчастный!