"Эллен Таннер Марш. Укрощение строптивых " - читать интересную книгу автора

сочувствие к тем обитательницам зенаны, придворным дамам и служанкам,
которые в силу своего низкого положения не имели права выходить за пределы
гарема. Даже непоседливой Аммите приходилось проводить все дни, прогуливаясь
в садах зенаны, балуясь сладостями и бесконечно сплетничая о знатных
обитательницах верхней части гарема, умащивая себя душистыми маслами и
разукрашивая хной, чтобы выглядеть еще прекрасней в глазах раджи.
Такое вынужденное безделье никогда не привлекало Иден, а сейчас
раздражало еще больше. Покрыв голову, она под каким-то предлогом вышла из
комнаты. Хотя солнце уже давно село, изнуряющая жара еще не спала. Сквозь
тонкие подошвы туфелек Иден чувствовала жар, исходящий от раскаленных за
день камней. Было слишком душно сидеть и смотреть, как женщины во дворе
играют в chaupar, да к тому же она не испытывала ни малейшего желания
слушать их ленивую болтовню. Она предпочитала уединение садов марданы, зная,
что в этот вечерний час раджа и его двор заняты приемом гостей.
Старики евнухи у ворот хорошо знали ее привычку бродить в одиночестве и
позволяли проходить на мужскую половину, когда ей вздумается. Во дворе
марданы действительно было намного прохладнее. Он все время продувался
ветерком, потому что в отличие от женской половины не был закрыт со всех
сторон ширмами, чтобы ни один случайный взгляд не упал на женские лица.
Ветерок пронесся над прудом, заросшим водяными лилиями. Воздух был напоен не
запахом курящихся благовоний, а пьянящим ароматом цветов и жасмина, которым
поросли все аллеи, к счастью, оказавшиеся пустынными.
Наслаждаясь умиротворяющей тишиной, Иден задержалась в просторной
прохладной беседке с куполообразной крышей. Она смотрела на сияющие звезды и
их отражение на зеркальной поверхности искусственного пруда. Откуда-то
издали, из древнего храма какой-то деревушки, донесся звук большой морской
раковины; павлин резким криком призывал свою подругу; журчание фонтанов
заглушало мерный шум зенаны и ночной гул городской жизни. Светлячки летали в
листве фиников и вишневых деревьев, расцвечивая темноту точечками света.
Иден понаблюдала за ними недолго и вспомнила восторженные крики маленького
Джаджи, когда они собирали светлячков в хрустальный флакон из-под духов в ее
первое лето во дворце. Она с грустью подумала, что Джаджи считает себя уже
слишком взрослым для подобных развлечений.
"А вдруг, - воспрянула духом Иден, - Малрадж удостоит своего младшего
брата чести, разрешив присутствовать вечером на приеме?" Она озорно
улыбнулась, представив, как Джаджи гордо восседает рядом с раджой, одетый в
длинную, до колен, чогу из золотой парчи с воротом, украшенным драгоценными
каменьями. Она рассмеялась вслух, представив выражение лица отвратительного
капитана Молсона, когда он увидит молодого принца, того самого
мальчика-индуса, которого бездушно обзывал бранными словами всего два дня
назад...
Вдруг Иден почувствовала, что dupatta, головная накидка, прикрывающая
голову, слегка натянулась. Девушка обернулась и досадливо поморщилась:
свободный конец накидки зацепился за колючку. Она нагнулась и осторожно,
чтобы не уколоть пальцы и не порвать нежный шелк, отцепила ее. Потом
выпрямилась и вдруг замерла, улыбка так и застыла у нее на лице. В дальнем
конце беседки появились двое мужчин.
Одного из них Иден узнала сразу по мерцающей в темноте подвеске на
дорогой чалме. Это был Лала Даял, дядя Малраджа. Другого Иден не знала. На
миг ей показалось, что ее заметили, потому что она увидела, как незнакомец