"Роберт Дж.Маршалл. Разрешение сопротивлений в психотерапии детей и подростков " - читать интересную книгу автора

чем приказ сопротивляться, в этой ситуации присутствовала рекомендация
сопротивляться.

Консультация

В более поздний период сопротивления, когда Лес отказывался продолжать
терапию, он упомянул трудное поведение своего братишки. Я сказал что-то
вроде: "Может быть, твои родители отправили на терапию не того мальчика -
может быть, нам следует использовать это время для того, чтобы разобраться и
вылечить твоего брата?". Лес проглотил наживку и описал неприятности своего
брата, его динамику, как его следует вводить в терапию и как следует терапию
проводить. Собственно говоря, он описал себя, свое собственное состояние и
свою собственную терапию. Лес настаивал, чтобы я повидался с его братом. Мы
обсудили его возможные сопротивления и как мы с ним можем их разрешить. Он
согласился действовать как мой консультант при лечении его брата (см.
Strean, 1968). Он должен был взять на себя ответственность за то, чтобы
приводить брата ко мне (до этого у его отца были колоссальные трудности с
тем, чтобы привести самого Леса), и он должен был ждать, пока я не позову
его на консультацию. Он дал понять, что хочет встречаться со мной в офисе, а
не в игровой комнате. Последующие встречи обходились без опозданий,
агрессивное отыгрывание было сведено к минимуму и терапия велась на более
вербальном уровне. Этот прием называется консультацией с пациентом по поводу
проецируемого сопротивления, в том смысле, что пациент говорит о своем
сопротивлении так, как он видит его у другого, и о том, как его следует
лечить.

Контрприказ, отменяющий родительское сопротивление

Восьмилетний мальчик перенес длительную болезнь, страдания и смерть
своего отца. Он отказывался обсуждать свою жизнь, избегал сближаться со
мной, и в конечном итоге начал убегать, когда подходил час терапии. В
течение всего этого времени его мать, которая также находилась в терапии,
потихоньку побуждала мальчика отыгрывать, приказывая ему сообщать о своих
проступках во время терапевтического часа и надоедая своему терапевту
сообщениями о дурном поведении сына. Мать явно была намерена завершить
терапию из-за того, что выглядело как незначительность результатов. Отметив
глубокую тревогу мальчика и объединенное сопротивление матери и сына, я дал
мальчику понять следующее: (1) он должен говорить на терапии только о
приятных вещах и делать только приятные вещи; (2) ему не следует менять свое
поведение ни к худшему, ни к лучшему и дома, и в школе; (3) то, что он
делает первое и второе, поможет его матери в ее терапии. Мальчик охотно,
даже с энтузиазмом, приходил на свои сессии, в то время как терапевт
периодически напоминал ему говорить только о приятных вещах. Через какие-то
три недели мальчик начал удивляться, почему это, похоже, происходит так мало
приятных событий, выражать сомнение по поводу требований терапевта и дал
понять, что он хочет говорить "о не таких уж приятных вещах". Тем временем
поведение мальчика дома и в школе улучшилось настолько очевидным образом,
что мать с помощью своего терапевта смогла оценить то, как она держала
мальчика в терапевтическом смятении и застое для того, чтобы обеспечить себя
сопротивлением на свою собственную терапию.