"Георгий Мартынов. Встреча через века. (почти полностью, Журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

Его психика оставалась психикой человека двадцатого века. И понимание
ценности того или иного труда было на том же уровне, как и прежде.
Человек тридцать девятого века мог всю жизнь заниматься наиболее
простым трудом, не требующим больших способностей, испытывая
творческое наслаждение и получая полное удовлетворение от сознания
приносимой пользы. Мысль, что один труд более ценен, чем другой, не
могла прийти ему в голову. Каждое дело, которым он занимался, было
одинаково ценным и одинаково полезным.
Люди давно забыли об оплате труда в зависимости от его качества.
Уже полторы тысячи лет на Земле не существовало никаких денег или иных
"эквивалентов" человеческого труда. Чем бы ни занимался человек, он
получал от общества все, что было ему нужно. Так .происходило из века
в век, и люди перестали замечать какую-либо разницу в исполняемой
работе. Член Верховного Совета науки и рядовой раскопщик
археологической экспедиции, выдающийся инженер и строитель нового дома
ничем не отличались друг от друга в смысле "оплаты" своего труда.
Каждый имел право на все, что производилось силами всего общества.
Из поколения в поколение люди привыкали к такому положению вещей,
оно казалось им естественным и единственно возможным. Иные отношения
между людьми, о которых говорили им учителя в период начального
обучения, воспринимались ими так же, как в двадцатом веке
воспринимались отношения людей в Древнем Египте, или еще раньше. Они
понимали возможность таких отношений, но только теоретически.
И психология людей тридцать девятого века имела мало общего с
психологией людей двадцатого. Для них вопрос, мучивший Волгина - какую
профессию выбрать, - звучал как бессмыслица. Человек должен заниматься
тем, что ему нравится, тем, что ему по душе. А чем именно, абсолютно
все равно.
Но Волгин думал иначе. Пойти на завод, стать к простейшему станку,
исполнять почти автоматическую работу, не требующую от человека
творческой (с его точки зрения) мысли, не казалось ему позорным: он
привык уважать любой труд , - но просто несовместимым с его
исключительным положением в мире. Он думал, что достоинство и честь
века, который он представлял здесь, в новом мире, требуют от него
чего-то другого, чем быть незаметным винтиком общей машины.
Подсознательно он хотел доказать, что человек двадцатого века способен
ко всему, что могли делать люди теперь.
Архимед был великим, гениальным ученым, но, очутившись в двадцатом
веке, не смог бы стать даже учителем физики в начальной школе. Ньютон
показался бы в тридцать девятом веке неучем.
Волгин не хотел понять этого, он даже не думал о таких сравнениях.
Он сам не был не только ученым, но даже и инженерам, но, несмотря на
это, намеревался одним скачком одолеть бесчисленные ступени, по
которым с затратой огромного труда прошла наука Землян за девятнадцать
веков.
И это происходило не потому, что Волгин был глуп или самоуверен, а
только потому, что он судил по мерке своего века и не знал еще
качественных изменений в науке и технике, видел и понимал только
количественные. Если бы знания людей изменились только количественно,
Волгин осуществил бы свое намерение, с большим трудам, но достиг бы