"Георгий Мартынов. Встреча через века. (почти полностью, Журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

в сражении при Лепанто. Оно видело Альбукеркский и Трафальгарский бои.
Стальные громады броненосцев двадцатого века исчезали в волнах с такой
же легкостью, как и деревянные корабли римлян. Из года в год, долгие
века, море собирало богатую дань с человечества - дань кораблями,
людьми, кровью...
Но жизнь шла вперед, и человек победил стихию. Прекратилась дань
кровью. Все реже и реже доставались морю и люди. Исполинские лайнеры
смеялись над яростью волн.
В третьем веке коммунистической эры люди окончательно покинули
море. Безграничная и свободная стихия воздуха стала их единственным
путем сообщений.
И полторы тысячи лет море пустынно. Изредка появляются на его
поверхности изящные яхты любителей морских прогулок или какой-нибудь
арелет ( арелет - летательный аппарат будущего.), повинуясь капризу
сидящего в нем человека, - опустится на воду и скользит по ней,
напоминая своим видом грозное оружие прошлого - торпеду.
Исчезли огромные корабли, забылись морские профессии , и само
слово "моряк" стало незнакомо людям.
Но море оставалось все тем же...
Неумолчно шумит извечный прибой. Одна за другой приближаются к
берегу сине-зеленые волны, становятся выше, одеваются гребнем белой
пены и, с замирающим гулом обрушиваясь на прибрежную гальку,
откатываются обратно, уступая место следующим.
Волна за волной!
Годы, века, тысячелетия!
"Так было, есть и будет", - подумал Волгин.
Он был один на обширной террасе, увитой зеленью дикого винограда.
Опустив на колени книгу, Волгин задумчиво следил за неустанной игрой
прибоя. Прибой был такой же, как и в двадцатом веке, и было приятно
смотреть на него. Это было единственное, что оставалось прежним. Все
остальное изменилось.
Дом и терраса были выстроены не из дерева и не из камня. Материал
напоминал пластмассу, но не был ею. Мебель и все предметы обихода были
иными по форме. Листья винограда были не такими, как раньше, и вся
растительность в саду и вокруг дома казалась больше и сочнее прежней.
Книга, которую он держал в руках, по внешнему виду была такой же, как
книги его юности, но была написана на не существовавшем раньше языке.
Все изменилось за те тысячу девятьсот лет, которые он пролежал в
своей могиле, все стало другим.
Только море и прибой да еще небо были прежними. Волгин часами
смотрел на водную равнину, уносясь мыслью в далекое, а для него такое
близкое прошлое. Возникали перед ним образы давно умерших близких,
появлялись города и села, дороги и мосты, поезда и пароходы; вся
многообразная техника родного века, пусть примитивная и убогая с
современной точки зрения, но милая и дорогая его сердцу. Незаметно
подкрадывалось чувство тоски, и Волгин, стараясь не поддаваться ему,
переставал смотреть на море и вновь брался за книгу.
Он читал историю техники. Талантливо написанная книга была
предназначена для детей, и Волгин, никогда не имевший больших знаний
по технике даже своего века, выбрал ее, так как не без оснований