"Павел Марушкин. Старая Контра ("Каюкер и ухайдакер" #3) " - читать интересную книгу автора

как водится: чем богат - тем и поклонишься, отжалеешь малую толику. И жить
бы ему, дураку, припеваючи, до старости лет, да задумал жениться. И не на
ком-нибудь, на первой деревенской крале. А та капризна оказалась - страсть:
и то ей не так, и это не эдак; да и вообще - век, что ли, в медвежьем углу
маяться!
- Стало быть, любовь тебя сгубила, - посмеивался Иннот.
- А ей как стукнуло, зудит и зудит: пора, мол, в город податься.
Здесь, мол, втихомолку знахарству ешь - и там, ежели не зарываться,
сможешь, а публика, небось, куда как побогаче деревенских... Вот и
доигрался, месяца не прошло - ночью во сне самого увидал. Лежит,
благодетель, во гробе на цепях, улыбается мёртвой улыбочкой да пальцем
грозит. Вот где страх-то, господин хороший, вот где ужас-то настоящий!
Проснулся, не поверишь: простыни аж мокрые все. А тут в окно - свет, в
дверь - стук, жена - в визг, и пошло-поехало... Жмуры двери-то выбили -
хлобысь! Только створки о стены брязнули. Вошли, двое меня под белы
рученьки, а третий роточек-то до пупа как раззявит... Дале ничего не помню:
тьма и мрак. Очнулся уже на дознании: сижу дурак-дураком, а следователь
лампу мне в глаза уставил да и говорит этак грустно-ласково: эх,
сынок-сынок... Что ж ты, сукин кот, Родину-то свою не любишь, законы не
уважаешь? Придётся, говорит, грехи теперь искупать. Я было отпираться, да
он и слушать не стал: сидит себе и пишет, пишет... А за спиной у него -
парсуна: сам Великий Эфтаназио, точь-в-точь такой, как снился. Висит,
впился взглядом, буровит мёртвыми очами... Для того и повешен, конечно:
бывает, выйдет дознаватель из кабинета, вернётся через полчаса - а
подследственного хоть ложкой хлебай: трясётся, ни жив ни мёртв, всё готов
выложить. Да что там, мне пяти минут хватило... Сломался, как есть сломался
и повинился во всём. Такая, господин хороший, сила в Неупокоенных.
- А что ж ты лицензией-то не обзавёлся? - полюбопытствовал каюкер. -
Колдовал бы себе на здоровье...
Сэлбасер Гукас вздрогнул.
- Легко сказать... По закону, чтобы лицензию дали, экзамен должен
держать да документ подписать; и не просто так, а кровью! А как срок
придёт, жмуры из тебя душеньку-то вынут, на кусочки порежут да и пойдут
есть... Железными вилками тыкать... И самого потом жмуром сделают. Недаром
колдуны-то настоящие такие смурные; и почёт им, и уважение, и добра всякого
навалом, а всё не в радость... .
- Пейзанские бредни... - недовольно буркнул Иннот. - Ты лучше вот что
скажи: как тебя сюда везли, помнишь?
- А никак не везли: завели в подвал, приговор зачитали и - фук!
- Что - фук?!
- Ну, как что... Подвал, значится, пол цементный, а на полу жёлтой
краской круг обведён, а в кругу - пентаграмма... Становись, говорят,
посерёдке... Я встал, приговор объявили, судья ещё сказанул, вроде как
матерно... Чую - пол под ногами кувыркнулся; я упал, подошвами накрылся.
Очухался - уже здесь...
- Ага... Бормотология, значит... А живые тут, на этой вашей
Территории, водятся - из начальства, ясное дело, а?
- Нет тут живых, кроме нас, обречённых, - горестно покачал головой
Гукас. - Да и нам недолго мучиться. Дольше года, сказывают, никто не
сдюжил.