"Карл Маркс. 18 Брюмера Луи Бонапарта" - читать интересную книгу автора

чувства и взгляды передаются по традиции и в результате воспитания, может
вообразить, что они-то и образуют действительные мотивы и исходную точку его
деятельности. Если орлеанисты, легитимисты, каждая фракция старалась уверить
себя и других, что их разделяет привязанность к двум различным династиям, то
факты впоследствии доказали, что, наоборот, противоположность их интересов
делала невозможным слияние двух династий. И подобно тому как в обыденной
жизни проводят различие между тем, что человек думает и говорит о себе, и
тем, что он есть и что он делает на самом деле, так тем более в исторических
битвах следует проводить различие между фразами и иллюзиями партий и их
действительной природой, их действительными интересами, между их
представлением о себе и их реальной сущностью. Орлеанисты и легитимисты
очутились в республике друг подле друга с одинаковыми притязаниями. Если
каждая сторона, наперекор другой, добивалась реставрации своей собственной
династии, то это лишь значило, что каждая из двух крупных фракций, на
которые разделяется буржуазия - земельная собственность и финансовый
капитал, - добивалась реставрации собственного главенства и подчиненного
положения другого. Мы говорим о двух фракциях буржуазии, потому что крупная
земельная собственность, вопреки своему кокетничанию феодализмом и своей
родовой спеси, насквозь обуржуазилась под влиянием развития современного
общества. Так, английские тори долго воображали, что они страстно привязаны
к королевской власти, к церкви и к прелестям старинной английской
конституции, пока в час опасности у них не вырвалось признание, что они
страстно привязаны к одной только земельной ренте.
Объединенные роялисты интриговали друг против друга в прессе, в Эмсе, в
Клэрмонте, вне парламента. За кулисами они снова надевали свои старинные
орлсанистские и легитимистские ливреи и возобновляли свои старинные турниры.
Но на публичной сцене, в своих лицедействах, в роли большой парламентской
партии, они отделывались от своих династий одними реверансами и откладывали
реставрацию монархии in infinitum. Они занимались своим настоящим делом в
качестве партии порядка, т. е. под социальным, а не под политическим
знаменем, как представители буржуазного миропорядка, а не как рыцари
странствующих принцесс, как буржуазный класс в противоположность другим
классам, а не как роялисты в противоположность республиканцам. И как партия
порядка они пользовались более неограниченной и твердой властью над другими
общественными классами, чем когда-либо раньше, во время Реставрации или при
Июльской монархии; такая власть возможна была вообще только в форме
парламентарной республики, потому что только при этой форме могли
соединиться обе крупные фракции французской буржуазии и тем самым поставить
в порядок дня господство своего класса вместо господства одной
привилегированной фракции этого класса. Если они тем не менее также и в
качестве партии порядка поносят республику и не скрывают своего отвращения к
ней, то это объясняется не только роялистскими воспоминаниями. Инстинкт
подсказывал им, что республика, хотя и венчает их политическое господство,
вместе с тем подрывает его социальную основу, так как теперь им приходится
стоять лицом к лицу с порабощенными классами и бороться с ними
непосредственно, не пользуясь короной как прикрытием, не отвлекая внимания
нации второстепенной борьбой друг с другом и с королевской властью. Именно
чувство слабости заставляло их отступать перед чистыми условиями их
собственного классового господства и стремиться назад, к менее полным, менее
развитым, но как раз поэтому более безопасным формам этого господства.