КУЛЬТУРА И КУЛЬТПАСКУДСТВО

БЕЗ ЦАРЯ В ГОЛОВЕ

В широкий российский прокат было вброшено 485 копий фильма Павла Лунгина «Царь». Дело сделано – многоумные потомки в свете установок казенного православия в очередной раз дали смачного пинка Иоанну Васильевичу.

Не повезло в истории первому российскому самодержцу, создателю огромного государства – Иоанн IV принял лоскутную страну со своевольными удельными князьями размером около 1 млн. кв. км, а оставил наследнику жестко централизованную державу в 4,2 млн. кв. км.

За такой огромный прирост территорий на Западе принято воздвигать памятники правителям. Но всё не так с московским царем. Иоанну Грозному начисто отказано в великости и даже в малой доли значимости. За ним застолбили место абсолютного зла, исчадия ада. За что же такая многовековая неубывающая немилость к нему?

Однако о фильме «Царь». Двухчасовая киноповесть сведена к якобы мировоззренческому конфликту между самодержцем и его выдвиженцем, митрополитом Филиппом. Многообразная деятельность царя-реформатора в фильме сконцентрирована лишь на противостоянии, по мнению авторов, богоборчества монарха и христианской добродетели митрополита, с жертвенным пылом пытающегося вразумить заблудшего правителя. Всё просто и ясно для авторов киношки: царь постоянно пребывает в нервическом состоянии ката – кого бы еще скосоротить, а Филипп спокоен и не суетлив, аки лосось после нереста.

На единственную батальную сцену – локальную стычку на мосту с поляками – отведено около 3 минут. Вроде, как и не существовало Ливонской войны, длившейся, не прекращаясь, 25 лет. И это не считая систематические лютые наезды крымского пахана Девлет-Гирея.

Игра актёров добротна. Однако же русская школа актёрского мастерства – ее не пропьёшь. Хотя временами не оставляет ощущение, что пред очами на экране не грозный царь, а полудура отец Анатолий из «Острова» – тот же грим, та же беззубая шепелявость, тот же молитвенный гунливый речитатив. Филипп Янковского пронзительно трагичен (спасибо великому мастеру и царство ему небесное) и, как подобает святому, безукоризненно светел и печален.

На стержень сюжета нанизан десяток эпизодов, так или иначе связанных с царскими кровавыми делами и утехами, перемежаемыми блеклыми вставками новозаветного занудства митрополита, похотливым хохотом вертлявой царицы-дьяволицы, кликушеством придворного юродивого, иступленными молитвами съехавшего с колеи царя и мрачными песнопениями чернецов. Кругом разлит гнетущий страх. Ощущения тягостного и беспросветного безвременья.

О философском диспуте царя и митрополита, на мой взгляд, в отзывах на фильм плеснули через край. Слегка примиренческие слова многомудрого протодиакона Андрея Кураева о фильме в одном месте диалектичны: «Есть своя логика и правда в позиции царя Иоанна. И есть своя правда у св. Филиппа. И это постоянный конфликт истории, причем не только русской. Державные интересы – и жизнь по совести». В другом - двусмысленны:«Репрессии такого масштаба как раз уничтожают то государство, которое они вроде бы призваны защитить».

Стало быть, если бы Иоанн поменьше размахивал топором, глядишь, наработал бы на звание славного правителя, печальника земли Русской. А так получился выродок-душегубец. Просвещенному попу с высоты пролетевших веков известна мера репрессий – срочно на царство их боголюбие.

Вся философия фильма вертится вокруг царского гневно-саркастического «Всех прощать – так погибнут города и государства» и митрополичьего «Надо миловать». Восклицания типа «Какой ты хочешь быть Россией – Россией Ксеркса иль Христа?», на которое любят ссылаться их святейшества, зело благолепно, однако, по сути, пустое умствование сытого организма, от избытка свободного времени предающегося философскому балагурству.

Государства строят люди, которые гораздо ближе к Ксерксу, чем к Христу. И в земной жизни (а другой мы не ведаем) пристало говорить не о мере Христа (её как раз всегда ничтожно мало) в делах правителей и народов, а о мере Ксеркса. Попытки построить на обломках советской империи нечто новохристианское (судя по тотальной экспансии госправославия в мирские дела) сопровождаются катастрофичным падением нравов, хаосом, разладом и вымиранием населения.

Иоанн Грозный работ Парето о деградации элит не читал, но уже к 25 годам понял житейскую мудрость, что если «государевых холопов» не держать в узде, то они в считанные годы оскотиниваются до такой степени, что становятся угрозой для государства. Пример – «можновладцы» современной Украины и России, творящие беспредел в своих улусах.

Финальная сцена, где царь задает трагичный вопрос: «Где мой народ?», а в ответ получает зловещую тишину, надуманна и не отвечает исторической правде. Через два года после репрессий в Новгороде войска Иоанна в ответ на вероломное нападение и сожжение Москвы наголову разбили вдвое превосходящие силы Девлет-Гирея в сражении при Молоди, что в 50 верстах от Москвы. Тогда в поле сошлись русская рать числом 60-70 тысяч и вся 120-тысячная орда крымского разбойника. Та битва, по масштабам превосходящая Куликовскую сечу, намеренно предана забвению, ибо она не укладывается в либерастическую формулу царя-душегуба, от которого отрёкся народ.

Общее впечатление от просмотра «Царя» беспросветно-гнетущее. Не царь, а труженик преисподней. Когда он только успел прираститься огромными территориями. Ни одного человеческого лица, окромя, разумеется, филипповского святого лика. Даже у народца, что обступил государев дворец и потешался от медвежьей забавы самодержца, лица, как по Ломброзо, с атавистическими чертами дикарей, в глазах блеск испуганного бездумья, голоса утробные. Неужели это тот гордый народ, что раздвинул в постоянных ратях с превосходящими силами врага просторы своей державы до огромных размеров? От такой «оптимистической трагедии» хочется повеситься на своем рукаве.

По пятибалльной оценке фильму трояк, и то из уважения к актёру Янковскому. На классику не тянет. Явная заказуха казенного Православия.

Наветы на царя начались сразу по избранию в 1613 году вьюноши Михаила Романова на царство. Старый боярский род Кобылы-Кошки-Захарьина-Юрьева-Романова был круто замешан в воровских делах бояр Смутного времени. Собственно, антигосударственная деятельность бояр, утративших над собой царский кулак, привела к раздраю и временной утрате Россией государственного суверенитета.

Поляков вышибли из Кремля не бояре-изменники, посадившие на трон польского королевича католика Владислава и до того целовавшие руку самозванцам, а народное ополчение во главе с дальним родственником Ивана Грозного, князем Дмитрием Пожарским (Рюрикович в 20-м поколении) и торговым человеком Козьмой Мининым. А чтобы Пожарский не потянул бояр-изменников на лобное место, Захарьины-Романовы и прочая «семибоярская» наволочь, воспользовавшись тем, что патриотичный воевода отражал наскоки отрядов гетмана Ходкевича, с помощью воровских казаков (тех, кто служил Лжедмитрию II – «Тушинскому вору») провозгласили 16-летнего Михаила Захарьина царем. И уже в ранге царя Михаилу дали фамилию Романов – прямое указание на то, что Москва есть Третий Рим.

Понятно, что своё темное царское происхождение надо было прикрыть россказнями о царе-изверге, доведшим страну до смуты. С той поры и гуляет по свету черная легенда про умалишенного Иоанна Васильевича, обрастая всё новыми глупостями. Фильм «Царь» - посильная лепта в черное дело дискредитации первого русского царя.

В вину царю ставят массовый террор, который совершался по произволу его омраченного ума. Принято считать, что заговоры бояр случались, но их количество царь, ввиду склонности к паранойе, чудовищно преувеличил. Число жертв царской немилости, которые приводят очень многие российские историки прошлого и настоящего, исчисляются сотнями тысяч, если не миллионами. В качестве первоисточников информации берутся во множестве записки откровенных врагов России, обретавшихся в то время в Москве. В частности, изменника князя Курбского, папского нунция Антонио Поссевино, шпиона английской короны Джерома Горсея и прочих авантюристов. Их свидетельствами плотно утрамбованы писания историков.

Ерунда. Иван имел глубоко эшелонированную боярскую оппозицию. Юный царь получил в наследство очень разобщенное государство. Боярские фамилии, блюдя свои хищнические интересы, словно джентльмены с большой дороги резали друг дружку за милую душу. Будучи ещё ребенком, Иван стал свидетелем того, как два главных боярских рода – Бельских и Шуйских – ставили друг друга на ножи. Беспокойное боярство нередко замахивалось и на царскую династию.

Бояре, имевшие в «кормлении» крупные города и уезды, вели себя предерзко и нагло. Собирали пошлины в свой карман, не брезговали печатать фальшивую монету, драли с мужика три шкуры. Свои привилегии ограждали с помощью местных порядков. Имея огромное влияние в Боярской думе, проводили выгодные для себя решения – «Царь указал, а бояре приговорили». Знать Пскова и Великого Новгорода постоянно стремилась «отложиться» от государства российского. Страна, как и за три столетия до того, катилась к развалу на самостийные уделы.

Иван поначалу пробовал по-христиански договориться с аристократией. Куда там! Затем стал угрожать боярам-кормленщикам, «чинившим служилым людям обиды великие». Те и ухом не вели. Попробуй быть травоядным среди отборных хищников. Во время тяжелой болезни царя бояре во главе с князем Владимиром Старицким подготовили государственный переворот, о чем свидетельствуют подлинные документы – крестоцеловальные записки удельного князя.

Тяжелая хворь (её причина до сих пор не выяснена), последовавшее затем отравление горячо любимой жены «юницы» Анастасии, вероломное предательство любимца царя, князя Курбского, переполнили терпение молодого монарха, смутили «покой его доброго сердца», перевернули разум, превратив егов «нрав свирепый». Царь понял, что только дыба может образумить бояр-лиходеев.

По скрупулезным подсчетам авторитетного историка Руслана Скрынникова, на основе восстановленных им царских Синодиков – поминальных списков опальных Ивана Грозного (работа, достойная «Нобеля», если бы таковая существовала для историков), с начала опричнины были лишены «живота» 3300 человек. Сюда можно добавить несколько десятков человек, казненных до опричного террора, и две-три сотни новгородских ушкуйников и прочей разбойничьей швали. Именно такова цена централизации страны, ликвидации ее феодальной раздробленности, усмирения боярского своеволия. Допускаю, что некоторые стали жертвами развившейся подозрительности царя.

Не было массовых убийств в Новгороде, о которых толмачат историки со слов заграничных писак. Не было 700 000 убиенных в Новгороде по Джерому Горсею. Население в городе в 1546 г. состояло всего из 35 тыс. человек. Не могло быть по 1 тысяче казненных в день в течение 5 недель погрома в Новгороде, о которых живописует Карамзин, а с его слов и прочие историки.

Царь не причастен к смерти своего бывшего соратника митрополита Филиппа. Его не душил Малюта Скуратов по велению царя. Филиппа, который открыто вступился за родственников, замешанных в заговоре, по приговору Церковного Собора и Боярской думы лишили сана и приговорили к смерти. Царь не утвердил решение высоких собраний, хотя его выдвиженец нарушил клятву: «в опричину и в царский домовый обиход ему не вступаться», и отправил Филиппа в Тверской Отрочь Успенский монастырь, где опальный митрополит и был убит заговорщиками как опасный свидетель. Не было никакого смысла Иоанну лишать жизни опального. Главнейшее доказательства непричастности царя к смерти Филиппа (в миру Фёдора Колычева) – отсутствие в Синодике его имени. А в него, надо знать, заносились все умерщвленные по приказу самодержца, включая дворовых и холопов, убитых во время погромов боярских вотчин.

Не всё так однозначно с митрополитом Филиппом, как толмачат нам авторы фильма. Мы-то понимаем, что святой – это человек с тщательно отредактированной биографией. Следует напомнить эпизод из жития преподобного, который может отчасти объяснить его поведение в конфликте с царём. В 1537 году князь Андрей Старицкий поднял вооруженный мятеж против центральных властей и поспешил в Новгород, рассчитывая на поддержку новгородской знати. После подавления выступления 30 новгородских «старшин», переметнувшихся к удельному князю, были повешены на большой дороге из Новгорода в Москву. Среди повешенных оказалось несколько человек из боярской фамилии Колычевых. 30-летний Федор Колычев, спасаясь от петли, накинул на себя сермягу простолюдина и навострил лапти на север. Год пас скотину у зажиточного крестьянина на берегах Онежского озера, затем пришел в Соловецкий монастырь, где и принял постриг.

В отдельную тему надо выделить миф про убийство царевича Ивана. Картина русского художника Ильи Репина «Царь Иван Грозный убивает своего сына» исключительно сильная картина. В Третьяковке экскурсоводы рассказывают, что на нестойкие умы она оказывает разрушительное воздействие. И бывало, на холст набрасывались с ножами и молотками. Однако - «картина маслом» не имеет ничего общего с действительностью. Источник этой сплетни те же злоумышленные наветы московских заграничных гостей. Царевич умер не от кованого посоха отца, а от скоротечной болезни. Что в то время было делом обычным. Совсем не исключено, что его отравили. Смерть любимого сына, главного помощника царя в его государственных делах, была выгодна внутренним и внешним врагам Московского царства.

По Поссевино царь приложился к виску сына 14 ноября 1582 года в Москве. Однако Иван Иванович помре в Александровской слободе, что отстояла от Москвы в 110 верстах (4 дня рысью на конях), спустя пять дней после якобы рокового удара в висок. Выходит, что тяжело раненого царевича «аллюром в три креста» поперли в слободу (зачем так далеко?). И там царевич Иван с проломленным черепом надиктовал завещание, успел пожертвовать огромную сумму – 1000 рублей (стрельцы получали в год не более 2 рублей) в Кириллов монастырь и 19 ноября 1582 года преставился.

Дела «аглицкие». Так уж ли был деспотичен царь-батюшка? Для сравнения взглянем, например, на «достижения» почитаемого в современной Великобритании английского короля Генриха VIII, правившего примерно в одно время с Грозным. Согласно хроникам Холиншеда, число казненных в правление короля Генриха достигало 72 тыс. человек. Это при том, что население Англии в ту пору составляло около 4 млн. человек, а Московского царства – 7-9 млн.

Сам Генрих VIIIпод конец жизни приобрел вредную привычку: наскучивших ему жен отправлять на свидание с топором королевского палача. Великий мыслитель XVIII века Вольтер имел все основания сказать про Англию: «Ее историю должен писать палач». В свете вышесказанного, наш суровый царь в сравнении с аглицким коллегой выглядел прямо-таки записным добряком.

Недавно Великобритания отметила 500-летие со дня коронации Генриха VIII реконструкцией праздничного плавания королевской флотилии по Темзе от Тауэра до Хэмптон Корта. Чтят и уважают бриты своего кровавого монарха. Им как-то в голову не приходит предавать анафеме жестокосердного монарха. Почему? Подумайте сами.

Вот что писал популярный польский историк начала XX века Казимир Валишевский в капитальном труде «Иван Грозный»: «В свой век Иван имел пример в 20 европейских государствах... Посмотрите протоколы того времени. Ужасы Красной площади покажутся вам превзойденными. Повешенные и сожженные люди... Все это делалось средь бела дня, и никого это не удивляло, не поражало».

Нам безбожно рассказывают не историю, а сочинённые в угоду политическому моменту тупомысленные мифы. От оных фильмов «толерантное стадо пожирателей гамбургеров» будет распирать гордыня, что оно гораздо умнее и гуманнее своих дремучих предков. Что ни в малой степени не соответствует действительности. Не потребительскому поколению, жидкому умом и телом, судить о житии грозного царя.

Лев Толстой в свое время изрек, что для изучения нашей славной истории всего лишь «нужно знание всех подробностей жизни … нужна любовь». В фильме нет «любви к отеческим гробам», а есть лютая либерастическая злоба.

Антон ДАЛЬСКИЙ