"Евгений Клеоникович Марысаев. Пират (Повесть) " - читать интересную книгу автора

дебрях. С губ ее тягуче сползала голодная слюна-висюлька. Наконец
решилась. Залегла и поползла. Но недаром куропатки выбрали для ночлега
открытое место. Едва пестрая шкура появилась в лунном свете, раздался
тревожный крик опасности птичьего вожака, и стая снялась.
Рысь проводила птиц немигающими фосфорическими глазами, в которых
стыла лютая ненависть, фыркнула от досады в снег. Длинные черные кисточки
на ушах нервно дернулись.
А вот и конец ее охотничьему угодью, где она издавна кормилась.
Таежный ручей, завал, огромный валун. Для других хищников граница была
помечена частыми метками на стволах деревьев - мочой. Учует какой-нибудь
хищник этот запах и уже знает, что ходу дальше нет.
Рысь обновила метки и хотела было повернуть обратно, когда вдалеке,
со стороны замерзшей реки, раздался базарный сорочий крик. Она знала
точно, что крик сорок всегда возвещает о приближении зверя. (Не раз эти
таежные сплетницы мешали ей на охоте.) Поэтому насторожилась. И
действительно, вскоре послышался приглушенный расстоянием треск сучьев,
потом едва уловимо пахнуло зверем. Рысь прыгнула на лиственницу,
распласталась на толстом суку. Треск сучьев громче, запах - явственней,
острее. Там, где ручей огибал невысокий взлобок, показался сохатый. Луна
высветила его серебристую от инея шкуру. Зверь шел по ручью и через минуту
должен быть под лиственницей, на которой затаился хищник. Если бы сохатый
вдруг изменил направление - например, перешел ручей и скрылся в тайге,
рысь едва ли бы стала его преследовать. Голод очень ослабил ее, в лапах и
челюстях не было прежней силы, цепкости. Это тебе не зайчишка, которому
стоит лишь слегка полоснуть клыками по шее - он и лапки кверху. Это
сильнейший зверь, загривок его толст, упруг, сойдет сто потов, прежде чем
такая махина рухнет наземь. Даже не каждая сытая, хорошо отдохнувшая рысь
выходит победительницей из подобного поединка...
Но тот же голод сейчас толкал рысь на безрассудный поступок. Добыча
сама шла к ней. Сразу столько вкусного и сытного мяса!
Прыжок был удачный. Хищник сразу утвердился на шее сохатого и с
остервенелым рычанием когтями и клыками начал рвать упругий загривок.
Громадный зверь оставался в замешательстве недолго. Рывком мотнув головой,
он попытался стряхнуть рысь. Бесполезно. Тогда сохатый тяжело отпрыгнул к
стволу лиственницы, изогнув, вывернув шею, прижал к нему свою страшную
ношу.
Рысь уже не рвала живое мясо. Она не чаяла, как вырваться из этих
тисков. Они душили ее. Неминуемую, казалось, гибель отвратила случайность.
Упершись задними копытами в валун, сохатый поскользнулся и грузно сел на
снег. Рысь, взвизгивая от боли, забралась на дерево, перемахнула на другую
лиственницу, оттуда - на кедрач и только потом спустилась на землю и
побежала прочь.
Сильно болели намятые бока, похрустывал чуть было не переломившийся в
тисках хребет.
Она проверила, все ли в порядке в ее норе. Голодные рысята с
визжанием бросились к матери, едва та просунула голову в пахнущую молоком
темень норы. Нет, в материнских зубах не было ни куропатки, ни зайца.
Самый рослый рысенок, самец, с досады вцепился крохотными зубками в губу
матери. Она ударила его лапой, откатила внутрь норы и побежала добывать
пищу.