"Илья Масодов. Сладость твоих губ нежных ("Школа" #1)" - читать интересную книгу автора

костров, о необитаемом острове, где стоит заброшенный маяк, и под травами
разпадаются кирпичи непонятных построек, в которых белогвардейцы прятали
сокровища барона Врангеля, о ночных плаваниях по черной бездне моря,
полной фосфорических огней, они говорят о времени, что уже ушло и никогда
не вернется вновь, хотя каждая из них мечтает о чем-то будущем, новом и
счастливом, но то, что было, уже не вернется, и потому они клянутся, сами
себе клянутся, никогда не забыть.

Постепенно становится очень поздно, они по очереди умолкают,
проваливаясь в сон, и Катя остается последней, остается лежать одна,
распростершись голая под простыней, она слушает дыхание спящих подруг и
монотонный шум моря за раскрытым окном, потом она поворачивается набок,
сгибает ноги в коленях, захватывая ими плотную полосу простыни, и начинает
заниматься тем, чем нельзя. Она смотрит в окно, чтобы видеть звезды, ярко
мерцающие в абсолютной темноте, пахнет пряной травой и кипарисовой смолой,
ей становится жарко и хорошо, как походной ночью, возле костра, к которому
она вытягивает свои босые ноги, специально, чтобы показать незнакомому
существу, что она его совсем не боится, искры летят вроссыпь, уносятся
вверх, к черноте, как будто поднимается из муравейника крылатый рой,
сосновые стволы пожелтели от пламени, и лица, такие знакомые и красивые,
выступают из темноты, особенно лицо Марины, ведь она видела ее каждый
день, неужели она такая красивая?

Везде, по всему лесу пылают пионерские костры, жаркие, улетающие ввысь,
звучат детскими голосами песни, так что даже из далекой Москвы, из
Катиного дома, слышно их, видны молодые золотистые ели огня, и папа видит
их, и мама, и Сталин, стоя у окна своего кабинета с трубкой в руке, он не
спит сейчас, Сталин, он тоже слушает пионерскую песню, и ему радостно, что
он победит, что бы не случилось, он победит, потому что тысячи тысяч
встанут за его спиной. Катя глубже засовывает в себя пальцы, прижимая
колени к груди, она вся горит пламенем этих высоких костров, уже не может
больше смотреть в окно и закрывает глаза. Прижав свободную руку кулачком
ко рту, Катя покусывает костяшки согнутых пальцев и сосет их губами, она
задыхается, задыхается, и вот короткое, мучительное счастье входит в нее,
она чуть не вскрикивает, стиснув ногами влажную от пота простынь, и
вцепляется зубами в бок подушки, и дрожит, и дрожит, пока Сталин смотрит
на высокие костры и не замечает ее, одну, маленькую, беззаветно любящую
его, но опять сделавшую в темноте то, что нельзя.

Намаявшись, Катя стягивает с себя ногами простынь и некоторое время
неподвижно лежит, не закрывая глаз, пытаясь высохнуть от пота. Спящие
девочки посапывают вразнобой, наполняя темноту теплом своего дыхания и
Катя никак не может остыть. Россыпи звезд, как снежные заносы, лежат в
небесной черноте. В ночной дали течет темная горная река, неся оборванные
веточки и сосновые шишки. Стены спальной комнаты, где лежит Катя, прошиты
толстыми золотыми нитями, какие иногда непонятным волшебством вкладывают в
прозрачные елочные шары.

Наконец она заворачивается во влажноватую еще ткань и смыкает веки.
Где-то там, за широкой полосой беспамятства, она снова начинает видеть и