"Илья Масодов. Синие нитки" - читать интересную книгу автора

ёрзал постоянно, прямо таки не мог себе места найти. Вот чего они
припёрлись, скажите на милость? Лезть к ним я не хотел, признаться, было
как-то муторно. Пока я их разглядывал, нелюдей этих, тут Катька вдруг как
взвизгнет! Будто в тишине кто-то молнию на сумке резко рванул. Понял я: это
Дед Мороз её ухватил, мучить начал. Катька надо сказать никогда не кричала
от боли, только от радости, а от боли она взвизгивала, живо так, даже
задорно, а если уж совсем ей было мучительно и страшно - тогда пищала, как
загнанный в угол мышонок, вот я уже рассказывал, как она пищала, когда я её
под кроватью палкой от швабры тыкал, ведь там была безысходность: деваться
ей было некуда, а я всё тыкал, тыкал, и Катька понимала, что я не устану,
не пожалею и затычу её насмерть. Однако теперь я в полумраке никак не мог
разобрать, что же Дед Мороз такое Катьке сделал, ущипнул, что ли? Смотрю -
задёргалась она, ногами запиналась, и сразу начала пищать, тоненько,
жалобно, понятно стало, что ей очень страшно и уже не до мягкой белой
бороды. Бросился я ей на помощь, а Снегурочка Два, которая теперь вместо
Снегурочки Один была, ухватила меня за руку, в сторону рванула и повалила с
ног, и сама на меня упала. Прижала к паркету, лицом к лицу придвинулась и
шипит, словно пар из-под крышки выходит. Тут мне стало не по себе. Одна
мысль у меня была в голове: что она ядовитая, Снегурочка Два. А Снегурочка
Один пошла по комнате с клубком синих ниток, нехорошо пошла, неправильно,
какими-то рывками, как будто переносилась иногда просто без ног, или это
была игра света и тьмы, а сидевшие на диване мужчина и женщина завыли,
негромко, хрипло, как больные собаки. Я руки поднимаю - они неживые, еле их
и видно, и не чувствую я, куда они движутся, взял Снегурочку Два за волосы,
Катькиного писка больше терпеть не мог, такой он был острый, отворачиваю от
себя лицо Снегурочье, и замечаю: вот оно, там, под волосами, на затылке,
шито всё, шито синими нитками. Воздуха не стало, я задыхался, только одно
знал: главное - помнить, главное - не забыть про нитки, вот зачем они им
нужны были, они без них жить не могут, это скрепляющая сила, о нитках
нельзя забывать, так я помнил и её с себя свалил, гадину, а Дед Мороз
Катьку на столе рвал, она лежала перед ним, тряслась вся, бедная, платьице
уже разодрано, крови много, или это красные лампочки на ёлке так светили, а
он её рвал, царапал, драл, как кот, а те, на диване, выли, тут я на него
бросился, напрыгнул сзади, в воротник морковного пальто вцепился, и у него
на затылке, конечно, нитки были, я - за них, а он как заревёт, глухо так и
страшно, так ревут мертвецы ноябрьскими ночами, от вечной своей боли,
вырвал я нитки, он и упал подо мной, словно дерево, я на него повалился, и
всё затихло, то есть те, на диване, затихли, перестали выть, не стало им
больше мочи, или такая наступила боль, что её уже не извоешь. Кто-то
побежал к дверям, мелко семеня, как заводной, но завод раньше кончился,
осел, заскрёб по паркету у книжного шкафа, Дед Мороз же лежал неподвижно,
как бревно, Снегурочки тоже лежали на полу, обе, то одна, то другая, я уже
начал понимать, какие они, их обеих нельзя было увидеть одновременно,
только по очереди, а Катька зашевелилась на столе, в разорванном
праздничном платьице, которое ей мама купила, а она так мечтала его надеть,
исцарапанная Дедом Морозом, зашевелилась она на столе, и тут я заметил, что
у меня на рубашке - кровь, Снегурочка чем-то кожу попрокалывала, сволочь, а
она же ядовитая, вспомнил я, и Дед Мороз ядовитый, недаром у него пальто
такое красное, и мы с Катькой теперь отравленные, и скоро умрём. От страха
я задрожал, кругом мрак, трупы валяются, скоро умрёшь, только мужчина и