"Илья Масодов. Скопище" - читать интересную книгу автора

катастрофическом переплетении бугристых труб и трубочек, припорошенных алым,
профессор на секунду потерялся, растворился всецело, потрясенный той мощью
необыкновенного добра, что скрывалось внутри.
- И-и-и! - писк отразился от стен.
Это визжала девочка, верещала кукла, вопил профессор.
Тройной эмоциональный оргазм потряс стены старого дома - оргазм
отобранной жизни, приобретенной смерти, украденной боли.
Вне себя от возбуждения, профессор склонился над распотрошенной
утробой. Он неистово орудовал импровизированным скальпелем - пилил, терзал,
рвал на куски жирное парное мясо.
- Так близко, ...сокровище...


* * *

Не в силах более сдерживаться, Павлов откинул стекло в сторону, и по
локоть погрузил руки в багровое месиво. Благодать, несомненно, скрывалась за
синюшным желудком, немного ниже, в паховой области. Нетерпеливо, словно
школьник, профессор принялся разбрасывать кишки по полу.

- Экий ты братец, гнусный тип! - пропитой голос раздался над самым ухом
Павлова.
Профессор поднял голову и обомлел. Над ним стояла старуха, что недавно
призывала его петь. Несмотря на то, что она сохранила человеческую оболочку,
и даже зачем-то напялила на голову непомерную соломенную шляпу, профессор
безошибочно узнал в ней существо из внешних сфер.
- Уйди, бога ради! - дрожащим голосом пискнул он, - Я...милицию вызову!
- А вот этого не надо, - задумчиво пробасила карга. - Не будь балдой,
Павлов, девчонка-то небось, ни жива ни мертва от страха! Совсем замучил ты
ее!
- Это моя жена! - взвизгнул профессор осатанело прижимаясь к
бесформенной уже туше Пионерки, - Мы с нею сожительствуем с 89-го года! И
детеныш имеется, вот! - совершив обманный маневр, он левой рукой, будто за
пазуху, залез в Пионерку, и не таясь боле, со скрежетом зубовным, вырвал из
тела мягкий предмет, за которым паутиной потянулись ниточки из слизи.
Белым пламенем полыхнуло, накалились и лопнули единовременно все
лампочки в подъезде и дом погрузился во тьму. В наступившем мраке, Павлов,
неистово прижимающий к груди благодатного зародыша, услышал затихающий
старушечий шепот:
- За грехи отцов... Ах ты, старый дурак...
И стала тишина.


* * *

В одну секунду, что растянулась на вечность, Павлов осознал истину.
Ребенок на его руках, младенец, олицетворяющий чистоту, был порочен, не
родившись, являл собою скопище грехов родителей его, и родителей его
родителей, и так ad infinitum. Ребенок был злом, мертвым, невыносимо
смрадным злом, и сиянье его было флюоресцентным свечением трупного яда,