"Анита Мейсон. Иллюзионист " - читать интересную книгу автора

его приказ так буквально. Он закрыл глаза, и комната снова поплыла перед
ним.
Когда он проснулся, воздух стал прохладнее, тень от платана во дворе
добралась до середины мозаики на полу. С улицы доносился лязг повозок и
приглушенный шум базара. Он лежал и слушал.
- Симон.
Он вздрогнул. Подошел Деметрий и взял голову хозяина в свои прохладные
руки.
- А, это ты, - сказал Симон. Облегчение обернулось
раздражительностью. - Ты мне был нужен раньше, но тебя не было.
- Вы меня отослали, - сказал Деметрий.
- Не надо было уходить так надолго.
Деметрий ждал.
- Принеси мне вина, - сказал Симон и добавил, когда мальчик был готов
отправиться исполнять поручение: - Но не сейчас. Подойди ко мне.
Деметрий смотрел на него своими бездонными глазами. Симон внимательно
изучал их какое-то время. Он никогда не мог понять, о чем думал мальчик.
Иногда это не имело никакого значения.
- Ложись, - сказал он ласково.
Деметрий лег. У него была шелковистая кожа, от него сладко пахло
медом, а волосы источали запах невинности.
Симон провел рукой по кудрям:
- Где ты был?
- В храме, - ответил Деметрий.
Симон улыбнулся. Какое-то время он дремал. Ему становилось лучше.

Это было время полное неопределенности, и чудеса совершались
повсеместно, но редко приносили пользу. Никто не знал, во что верить, и
многие люди верили всему, а некоторые не верили ничему. Это была страна,
чьей историей была религия, и понимать историю этой страны становилось все
труднее. Значение имело только прошлое и будущее, настоящее значения не
имело. Для многих поколений настоящее было лишь преддверием будущего,
которое никогда не наступало.
Вместо этого были войны. Людей убивали, переселяли, обращали в
рабство. Храм оскверняли с пугающей регулярностью. В конце концов, когда
войны прекратились и страна была подчинена огромной и безразличной империи,
многие вздохнули с облегчением. Но всегда находилась горстка гордецов,
которая не могла забыть обещания своего бога о всеобщей власти и брала в
руки оружие от имени божества, которое по непонятным причинам отказывалось
защищать даже самое себя. Восстания всегда подавлялись вооруженными силами
империи. Страна была маленькой, но ей было трудно смириться с таким
положением вещей. Между ее полной мистики историей и современной географией
пролегал нелепый разрыв. Для нации менее серьезной этот факт мог бы
послужить поводом к иронии.
Но поскольку нация была серьезной, люди не могли избавиться от чувства
тщетности своих усилий, от ощущения, что совершается вопиющая
несправедливость. Это отравляло их хлеб и омрачало их мысли. Склонные к
самоанализу искали причины национального бедствия и находили их в грехах
отцов или, что бывало реже, в собственных грехах. Большинство ищущих ответы
находило их в туманных и волнующих пророчествах своих священных писаний. В