"Робеpт Масси. Hиколай и Александpа (неполн.)." - читать интересную книгу автора

двора, - вспоминал Извольский, - я был назначен вместе с 6 другими
камергерами поддерживать императорскую мантию, которую император надевал
во время ритуала вручения ему скипетра и державы перед возложением на
голову императорской короны... Когда император подходил к алтарю, чтобы
совершить обряд помазания, бриллиантовая цепь, поддерживающая орден Андрея
Первозванного, оторвалась от мантии и упала к его ногам. Один из
камергеров поднял ее и передал министру двора графу Воронцову, который
положил ее в карман. Это произошло так быстро, что никто, кроме тех, кто
стоял близко, этого не заметил. Позднее они присягнули молчать об
инциденте, чтобы народ не счел это дурным предзнаменованием".
По традиции, взяв корону из рук митрополита, царь должен был сам
возложить ее на себя. Готовясь к коронации, Николай II намеривался
использовать для этого шапку Мономаха, которой, согласно преданию,
короновался Владимир Мономах, живший в XII веке правитель Киевской Руси.
Помимо того, что она послужила бы свидетельством приверженности царя
русской истории, шапка Мономаха имела то преимущество, что весила всего
два фунта. Но существовало железное правило, запрещавшее это, и молодой
император надел на себя огромную девятифунтовую корону. "Большая
императорская корона была сделана знаменитым Позье, придворным ювелиром
Екатерины II, в 1762 году; она представляла собой митру и была увенчана
крестом из пяти громадных бриллиантов, объединенных вместе неграненым
рубином. Пояс, окружавший голову, состоял из двадцати больших бриллиантов.
Одиннадцать больших бриллиантов находились в чешуйчатом изгибе, которым
поддерживался крест, а в обручах с каждой стороны, находилось по тридцати
восьми розовых жемчужин", - писал великий князь Александр Михайлович. Сняв
корону со своей головы, он, согласно церемониалу, коснулся ею головы
императрицы. Потом возложил ее на собственную голову, а царице надел
другую корону, поменьше. Церемония окончилась тем, что вдовствующая
императрица и все члены царской семьи подошли к коронованному самодержцу
всея Руси, чтобы присягнуть ему в своей верности.
Несмотря на продолжительность церемонии, писала молодая царица одной
из своих сестер, она ничуть не устала: так сильны были охватившие ее
чувства. Для нее церемония эта эта явилась как бы таинством, обручившим ее
с Россией. Девушки, родившейся в Дармштадте и получившей воспитание в
Англии, больше не существовало. Александра Федоровна верила всей душой,
что теперь она не только императрица, но и царица-матушка всего русского
народа.
"При выходе из собора царя и царицу ожидал большой балдахин. Царские
горностаевые мантии с двуглавыми орлами несли высшие гражданские
сановники. Поднявшись на Красное Крыльцо, императорская чета трижды
поклонилась собравшимся. Могучее "ура" вырвалось из тысяч глоток. В
воздухе стоял колокольный звон московских "сорока сороков", смешавшийся со
звуками военных оркестров, игравших гимн", - вспоминал очевидец.
В числе семи тысяч гостей на парадном обеде в Грановитой палате,
кроме великих князей и принцев королевской крови, эмиров и послов, были
простые русские люди, одетые в простую одежду; они занимали отдельную
палату. Они пришли туда по праву, передаваемому по наследству: то были
потомки тех, кто в разное время спасали жизнь царей. Наиболее почитаемыми
были потомки старого крестьянина Ивана Сусанина, который и под пытками не
выдал полякам место, где скрывался молодой Михаил Романов, вскоре