"Грэхэм Мастертон. В стиле рококо (Сб. Кровь? Горячая!")" - читать интересную книгу автора

вещь.
- И в обмен на что же?
Он покачал головой, как будто она ужасно его обидела.
- В обмен на вашу радость, вот и все! Вы думаете, я какой-нибудь
Ромео?
- Но почему я? Посмотрите, вокруг столько красивых девушек! Почему вы
выбрали именно меня? Джеймс Бласко посерьезнел:
- Вы всегда хотите знать причину? Просто так устроен мир. В нем есть
симметрия. Печать блаженства лежит на тех, кто имеет, и печать проклятия
на тех, кто не имеет. Вы - из числа первых.
- Послушайте, мистер Бласко, я очень польщена, но я действительно не
могу...
- Пожалуйста, оставьте у себя эту брошку. Не разбивайте мне сердце. И
пожалуйста.., возьмите еще вот это.
Он протянул ей маленький мешочек из бледно-голубого муарового шелка,
перехваченный золотым шнуром.
Марго засмеялась, не веря своим глазам.
- Вы не должны дарить мне такие подарки!
- Пожалуйста, - попросил он. Выражение глаз у него было такое, что
Марго почувствовала: отказать ему невозможно. Во взгляде его не было
просьбы - только спокойное приказание. Его глаза говорили: "Ты возьмешь,
хочешь ты этого или нет". И прежде чем Марго успела сообразить, что делает
и во что ввязывается, шелковый мешочек уже был у нее в руках и она
говорила:
- Ну хорошо, ладно. Спасибо.
Джеймс Бласко сказал:
- Эти духи созданы Изабей Фобур Сент-Оноре в Париже в 1925 году.
Состав был специально приготовлен для польской баронессы Кристины Вацлач,
и это единственный экземпляр, существующий в мире.
- Но почему мне?.. - повторила Марго. Почему-то ей было не столько
приятно, сколько страшно. Джеймс Бласко пожал плечами.
- Кому, как не вам, пользоваться такими духами? Надушитесь ими
сегодня вечером и делайте так всегда.
- Привет, Марго! - услышала она голос Денизы, своей секретарши,
пробегавшей мимо. - Не забудь о собрании у Перри, в 8.30 ровно!
Марго еще раз взглянула на Джеймса Бласко, но теперь он стоял против
солнца; и лицо его скрывала тень. Она помедлила минуту, потом
пробормотала: "Я, пожалуй, пойду", - и толкнула вращающуюся дверь, оставив
Джеймса Бласко на улице. Он продолжал смотреть ей вслед, и изогнутое
стекло искажало черты его лица.
В лифте она чувствовала себя так, как будто на нее что-то давит. Она
едва могла дышать в толпе людей, которые, казалось, вознамерились выдавить
из нее жизнь. К тому времени, когда лифт добрался до 36-го этажа, она вся
дрожала словно в лихорадке. В своем кабинете она прислонилась спиной к
двери, тяжело дыша, удивляясь своему странному состоянию: "Что это? -
страх, возбуждение или и то, и другое вместе?"

***

В этот вечер она пошла в театр на "Отверженных" - ее пригласил