"Ричард Матесон. Невероятный уменьшающийся человек " - читать интересную книгу автора

вскарабкаться к цели. Он также мог попробовать залезть на красный, с ножками
крест-накрест, столик, с него перепрыгнуть на картонки, опять же пройти по
чемодану к нитке и по ней забраться наверх. И был еще один путь: попытаться
залезть на стоящий рядом с холодильником плетеный стол и уже с него начать
долгий и опасный подъем по свисающей с белой громады нитке.
Скотт отвернулся от холодильника и посмотрел в противоположный конец
погреба - на стену скалы, на принадлежности для крокета, на поставленные
друг на друга садовые кресла, на пляжный зонтик, украшенный пестрым
рисунком, на оливкового цвета складные брезентовые стулья. Он глядел на все
это глазами, в которых застыло отчаяние.
"Неужели нет иного пути наверх? Неужели, кроме этого злосчастного
печенья, в погребе нет больше ничего съестного?"
Взгляд Скотта медленно двинулся по верхнему краю скалы. Там, наверху,
лежал еще один-единственный засохший ломтик хлеба. Но Скотт знал, что туда
он ни за что не полезет: страх, внушенный пауком, подавлял все. Даже голод
не заставил бы его снова забраться на скалу.
Вдруг Скотт подумал: "А пауки съедобны?" От отвращения в желудке что-то
протестующе забурчало.
Он выкинул эту мысль из головы и вновь обратился к стоявшей перед ним
задаче.
Во-первых, трудность заключалась в том, что с голыми руками ему ни за
что было не забраться наверх.
Скотт прошел к противоположной стене погреба. Через изношенные подошвы
сандалий леденящий холод пола обжигал ступни.
В сумраке отбрасываемой топливным баком тени он пролез сквозь
обтрепанные края щели в картонной коробке. А что, если паук подкарауливает
его там? Скотт замер - одна нога в коробке, другая снаружи, - сердце готово
было выпрыгнуть из груди. Он сделал глубокий вдох, придавший ему
решительности, и сказал себе: "Это же всего лишь паук, а не опытный тактик".
Заползая все дальше в заплесневелую глубину картонки, Скотт безуспешно
пытался убедить себя в том, что паук не был разумным существом, а жил,
подчиняясь лишь инстинктам.
Потянувшись за ниткой, Скотт коснулся холодного металла и тут же
отдернул руку. Но все же предпринял еще одну попытку. Оказалось, что
напугала его обыкновенная булавка. Губы скривились. Обыкновенная булавка...
Ему она представлялась рыцарским копьем.
Найдя нитку, Скотт размотал ее примерно на восемь дюймов и потом,
скрежеща от напряжения зубами, целую минуту тянул, дергал ее, пока наконец
не оторвал от катушки размером с бочонок.
Вытащив нитку из картонки, он вернулся с ней к плетеному столу. Затем
совершил поход к штабелю бревен, где отломал колышек длиной с половину своей
руки. Отнеся свою добычу к столу, он привязал к ней нитку. Теперь Скотт был
готов.
Первый бросок труда не составлял: как две лозы, ножку стола обвивали
два прутика толщиной с тело Скотта. Тремя дюймами ниже первой полки стола
прутики, оторвавшись от ножки, устремлялись под углом к полке, а затем,
описав дугу, вновь сплетались около ножки, уже тремя дюймами выше полки.
Скотт бросил колышек в пространство между ножкой стола и одним из
оторвавшихся прутиков. Раз, два. С третьей попытки ему удалось попасть в
цель, после чего он осторожно подтащил колышек на себя так, чтобы тот прочно