"Ричард Матесон. Невероятный уменьшающийся человек " - читать интересную книгу автора

и угнетающее пространство. Взгляд Скотта медленно двинулся к ступенькам, а
по ним - вверх. Дверь заперта.
Скотт удрученно глядел на нее, чувствуя полную опустошенность: желание
выбраться наружу перегорело и исчезло. Опять его борьба ни к чему не
привела. И то, что он толкал валуны, ползал и карабкался по темным, как
чернила, петляющим проходам в горе из камней, - тоже ни к чему не привело.
Скотт закрыл глаза. Перед ним закачалась гора камней, на которую он,
вздрагивающим комочком боли, слабея, падал мучительно долго. Боль, казалось,
разлилась по всему телу: по рукам, ногам, наполнив собой горло, грудь,
желудок. В голове гудело от тупой ноющей боли. Скотт не знал, мучил ли его
голод или тошнота была вызвана чем-то другим. Руки судорожно тряслись.
Волоча ноги по полу, он вернулся к водогрею.
Наперсток был опрокинут и лежал на боку. Оставшиеся в нем жалкие капли
воды Скотт выпил, как мучимое жаждой животное, высасывая их из похожих на
чашечки выемок в стенках наперстка. Глотать было больно.
Покончив с водой, он медленно" с трудом передвигая изнуренное тело,
забрался на цементную приступку. Его ночное убежище было разорено: губка,
платок, пакет с печеньем, крышка коробки - все исчезло. Ковыляя, Скотт
подошел к краю приступки и увидел, что крышка коробки валяется на полу. И у
него уже не было сил, чтобы поднять ее, большую и тяжелую, наверх.
Скотт долго стоял в теплой дымке, окутавшей водогрей, и, слегка
раскачиваясь, уныло оглядывал темнеющий погреб. Еще один день на исходе.
Среда. Осталось три дня.
От голода желудок недовольно заурчал. Скотт медленно закинул голову и
посмотрел вверх - туда, где он оставил сохнуть несколько кусочков печенья.
Они были на месте. Тяжело вздохнув, Скотт подошел к ножке водогрея и
вскарабкался по ней на выступ. Там он сел, свесив ноги, и стал есть печенье.
Крошки были еще влажными, но вполне съедобными. Скотт двигал челюстями
вяло, часто и надолго останавливаясь. Он так устал, что у него не осталось
сил даже на то, чтобы жевать. А надо было все-таки спуститься вниз за
крышкой коробки, чтобы спать ночью под ее защитой. Ведь вновь может
заявиться паук, до сих пор приходивший почти каждую ночь. Но Скотт был
совершенно измотан и решил спать прямо на выступе водогрея. А если придет
паук... Ладно, что думать об этом! И Скотт вспомнил одну ночь из своей
далекой прошлой жизни. Он тогда служил в пехотном полку в Германии и однажды
так устал, что лег спать, не вырыв для себя в земле укрытия, хотя знал, что
эта оплошность могла обернуться смертью.
Скотт медленно пошел по выступу и наконец набрел на углубление в стенке
водогрея. Он перелез через невысокий барьерчик и, ступив в темноту, улегся
спать, положив голову на кончик отвертки.
Лежа на спине, он медленно дышал, не в силах сделать полный, во всю
мощь легких, вдох, и думал: "Ну, что-то тебя еще ждет, коротышка?"
И вдруг его осенило. Вместо того чтобы мучиться с камнями да со
щетиной, ему надо было просто-напросто забраться в низко свисавший рукав
куртки великана и без всяких мучений в один миг выехать из погреба.
Собственная глупость взбесила его, но проявилось это лишь в том, что он
скорчил презрительную гримасу и брезгливо причмокнул: "Дурак!" Но даже
мысли, казалось, шевелились в мозгу устало. Лицо Скотта разгладилось, и по
нему побежали морщинки.
Второй вопрос. Почему он не попробовал обратить на себя внимание