"Каракалпак - Намэ" - читать интересную книгу автора (Каипбергенов Тулепберген)

10

Сколько ссор, сколько распрей, сколько взаимного непонимания меж людьми из-за того, что говорят они на разных языках.

Но ведь языки-то потому и различаются, что различаются народы, различаются мировоззрения народов.

Судя по последним данным, люди планеты говорят на 2796 языках. И это только основные языки, а еще существует около восьми тысяч диалектов. Для каждого из этих языков его словарный запас — это поистине золотой запас культуры. Тут даже ни единым словом поступиться нельзя. Язык может обеднеть, лишившись всего одного слова.

Даже ценнее, чем золотой запас. Поскольку золото мертво, а слова живы. Они рождаются, действуют и умирают. Да, и умирают тоже. Не стоит искусственно поддерживать, превращать их в мумию, в слова-трупы, смерть слова должна быть естественной. Убивать слово, насильственно закапывать его живьем — преступление.

Слова живые, и, как все живое, они тоже являются носителями жизни. Они так же необходимы для жизни, как еда, тепло, воздух, свет…

Помню, мой дедушка всегда заставлял нас выходить навстречу гостям. Он говорил:

На нашем дастархане может не хватать горячей еды и сочных плодов, но гостя можно порадовать и горячей встречей, и сочным словом.

Каждое слово — это загадка. Оно вроде бы тебе с рождения ведомо, но если вдруг откроешь для себя истинный смысл того или иного слова, то в мире будто бы светлее станет, ты словно бы яснее увидишь все, что знал давным-давно и видел тысячу раз.

Но слово не только загадка, оно еще и ключ к отгадке мира. Многое в этом мире кажется смутным и непостижимым, пока не подберешь ему название, пока не подберешь слово, которым его надо обозначить.

Лишившись слов, мы стали бы не только немы, но и глухи. Не понимая языка людей, вряд ли сумели бы мы понять язык птиц, зверей, язык природы, тайный язык законов мироздания.

Но разве всегда могут понять друг друга и договориться друг с другом люди одной национальности? Те, кто во всех анкетах одинаково отвечают на вопрос: «Какой язык считаете для себя родным?» Разве в мире и согласии живут друг с другом люди, говорящие по-арабски, по-английски, по-испански?

Разве до революции не враждовали меж собой народы, говорящие на родственных тюркских языках: узбеки, казахи, киргизы, туркмены, азербайджанцы, татары, башкиры, каракалпаки, ногайцы, кумыки?..

Значит, для взаимопонимания нужна не столько общность языка, сколько общность мысли.


Из рассказов аксакалов. Как только наш Аллаяр Досназаров добился автономии для каракалпаков, так сразу и трудности начались. Потому что если уж автономия, то и все бумаги, особенно казенные и важные, надо писать на каракалпакском языке. А как их писать, если по-каракалпакски «Алиппе»[46] еще нет. И кто их сможет читать, те бумаги то есть, если, обратно же, никто из каракалпаков даже «Алиппе» не прочитал. Вот загвоздка-то какая вышла.

Опечалился наш Аллаяр Досназаров. Не знает, как ему быть. Неужто от автономии отказываться? С такими тяжелыми думами поехал он прямо в Москву.

Ну, в Москве его встретили, как и положено встречать уважаемого человека, который стоит во главе самостоятельного народа, имеющего автономию. Поделился он своими тревогами и печалями, а ему и говорят:

— Не унывайте, уважаемый товарищ Досиазаров. У вас еще есть хоть сколько-то людей, которые по-арабски писать и читать могут. А вот в Сибири и такие народы имеются, среди которых от века ни единого грамотного не бывало. Но и они все скоро будут уметь читать и писать, потому что в стране начинается ликвидация безграмотности. Так что, уважаемый товарищ Досназаров, не надо вам кручиниться и переживать, а надо вам возвращаться в свою республику и приступать к созданию собственной азбуки.

Вернулся Досназаров, собрал умных грамотных людей и поставил перед ними несколько разных словарей. И стали они думать о том, по какому примеру составить им азбуку своего языка.

Еще. В двадцатых годах сыскались такие «мудрые» головы, которые порешили создать для всех тюркских народов один общий тюркский язык. Зачем, мол, десять азбук писать, десять грамматик сочинять? Сочиним одну, это, мол, и послужит сближению народов.

— Э, нет, не годится! — сказал Аллаяр Досназаров. — У нас, у каракалпаков, семьи многодетные. Но попробуй войти в семью и приказать, чтоб из всех детей лишь один говорил, а остальные девять только поддакивали! Да тебя враз из дома выгонят за такие слова.

— Если в саду срубить все деревья и при этом думать, что одна оставшаяся яблоня даст больший урожай, чем весь сад, так это сплошная глупость. И всякий узбек вам то же скажет. Точно так же и один язык, даже самый цветущий и плодовитый, не сможет заменить сад языков, — заявил Файзулла Ходжасв.

— Лишить народ родного языка — это все равно что живьем его закопать, — сказал Сакен Сейфуллин. — Разве сможем мы, казахи, петь свои песни на чужом языке?

— И поскольку никто не вправе туркменам, которые ушли за границу, не поняв революции, закрыть путь назад, на родину, то тогда, когда они возвратятся, а истинные сыновья своей земли обязательно возвращаются, — тогда па каком языке мы будем с ними говорить? И что мы им скажем? Как мы ответим, почему не сберегли родную речь? — спросил Кайгысыз Атабаев.

Свой вкус у винограда, выросшего в горах. Свой вкус у винограда, вызревшего в долине. Свое звучание у каждого из тюркских языков. А те «умники», что хотели создать единый тюркский язык, давно уж помалкивают, чтобы не позориться.

* * *

… К концу декабря у нас на курсе появилась новая студентка. Вернее, можно сказать: появилась студентка. Так можно сказать потому, что до декабря состав нашего курса был стопроцентно мужской.

Судя по некоторым словам (да и по слухам, мигом разлетевшимся по педучилищу), она недавно разошлась с мужем. В чем причина, никто толком сказать не мог, вернее, назывались десятки причин, одна другой невероятнее.

Присутствие женщины облагораживает общество. И все мы как-то подтянулись, прихорошились. Л наш учитель языка и литературы стал вести уроки с еще большим вдохновением и азартом.

И прежде на его уроках преобладала поэзия, но теперь пошла сплошь любовная лирика.

Сегодня мы слушаем стихи Навои, а завтра читаем Махтумкули, послезавтра наизусть разучиваем Абая, а на четвертый день разбираем предложения по стихам Бердаха, но кого бы из поэтов мы ни коснулись, это всегда были строки о любви, о любовных восторгах и страданиях.

Звучали и переводы из Пушкина и Гёте, но и в этих переводах было только о любви. Звучали стихи и других поэтов (тогда я еще плохо знал зарубежную литературу и не запомнил многих непривычных чужеязычных имен, но убежден, что все они были классиками), звучали они чаще всего в переводах самого учителя, и что-то стало нам казаться, будто все зарубежные классики пишут очень уж однообразно. Конечно же мы быстренько догадались, что учитель наш читает собственные стихи, но от стеснительности приписывает их другим.

А наша единственная студентка слушала эти строки с огромным вниманием. Вся целиком предавалась поэзии, и если звучали переводы, то непременно спрашивала учителя:

— Ох, а вы, наверное, знакомы с самим поэтом?

Учитель наш улыбался и, скромно потупившись, признавался: Нет.

Никто из нас не называл однокурсницу по имени или фамилии. Поэтому я, честно говоря, уже и не припомню, как ее звали. К ней довольно быстро и накрепко прилипла кличка «адебият-апа», то есть «тетушка литература». Она была старше большинства ребят. Лет 25 ей, наверное, было. А в том возрасте разница в 7–8 лет казалась нам вполне достаточным основанием, чтобы именовать женщину «тетушкой». Впрочем, ребята постарше, например Бауетдин, звали ее «сестрица литература». Надо сказать, что она гордилась этим прозвищем как титулом, как ныне гордятся те зарубежные красавицы, которым присваивают звание «мисс Кока-Кола» или «мисс Текстиль».


Из уроков учителя литературы и языка. В старину ханы, шахи и султаны, чтобы укрепить дружбу с соседними державами, отдавали своих дочерей в жены властелинам соседних держав и сами женились на их дочерях.

В наше время дружбу укрепляет литература, поэтому ее уместно назвать дочерью своего народа. А если книга не стоит того, чтобы ее переводили, то книга эта может быть уподоблена засидевшейся в девицах невесте- вековухе, которую никто не полюбил…

…Поэзия и любовь — это синонимы. Объясняю: синонимами называются слова, которые различаются звучанием и написанием, но одинаковы по смыслу. Смысл каждого стихотворения, его сердцевина, его корень — это любовь! О чем бы оно ни было написано…

…Сюжет произведения может быть простым и ясным, а может быть и сложным, запутанным, точно так же и путь человека к любви может порой осложняться. В то же время сложным может быть и путь человека к литературе…

…Любой человек хоть раз в жизни, но испытывает чувство любви. И — обратите внимание — любой человек хоть раз в жизни испытывает влечение к поэзии…

…Слово «адебият» состоит из двух слов. Разбирая его, мы с вами начинаем изучать тему «Двухкорневые слова». Итак, «адебият» состоит из «адеб» («честь», «достоинство») и «ият» («позор», «стыд»). Честь и стыд — вот основа и литературы и любви…


«Тетушка литература» говорила. …Разумной женщине тяжело жить с глупым мужем. Так же, наверное, и умному мужчине трудно ладить с глупой женой. Я думаю, что и мудрому читателю плохо с глупой книгой, а может быть, и мудрая книга страдает от глупого читателя…

…Только не надо все связывать с литературой. Есть вещи, которые и без поэзии понятны, ну, например, неудовлетворенность. А есть вещи, которые никакая поэзия не объяснит…

…Находятся же два глаза па одном лице, хоть они друг друга и не видят. Также и муж с женой могут жить в одном доме и не обращать внимания один на другого. А на чужой взгляд все будет казаться нормальным…


Учитель литературы рассказывал. Однажды великий Навои собрал в тени огромного дерева своих многочисленных учеников и читал им стихи.

Тем временем мимо проходила одна красивая женщина, которая была известна своим непристойным поведением. Увидела она поэта с учениками и крикнула:

— Эй, Навои! Что бы ты о себе ни думал, сколько бы ты ни старался, а мне стоит лишь бровью повести, лишь подмигнуть, и все твои ученики побегут за мной! Тогда великий Навои сказал ей:

Что ж, это и неудивительно, если многие из них побегут за тобой. Вниз бежать всегда легче, чем подниматься на вершину.

* * *

…А в мае «тетушка литература» вышла замуж за учителя математики и больше уже не появлялась на занятиях.

Учитель математики был молод, но это еще не преимущество, поскольку и учитель литературы тоже не старик. Но вот в чем он оказался вне конкуренции, так это в нарядах. Щеголь был. Особенно хороши были лакированные туфли. Во всем городе таких ни у кого не сыщешь. При ходьбе они мелодично поскрипывали этаким полушепотом: шийк-шийк-шийк.

В тот день, когда мы узнали о замужестве «тетушки литературы», кто-то из ребят крикнул нашему учителю: — А оказывается, поскрипывание туфель притягательней, чем чтение стихов.

Учитель покраснел как перец. Улыбнулся и, резко, по-солдатски развернувшись на каблуках своих разношенных сапог, вышел из класса. Больше мы его не видели.

Вместе с тем учителем ушла, казалось, и моя последняя надежда стать поэтом.