"Непонятные" - читать интересную книгу автора (Каипбергенов Тулепберген)

16

С тех пор как Сержанбай привез Гулзибу из Хивы, она не осушала глаз. Сержанбай тоже извелся, потерял сон и покой. Его терзали тревога и опасение, как бы Гулзиба не наложила на себя руки, — уж больно она отчаивалась. Бай перестал доверять Улбосын. Он подозревал, что она может помочь Гулзибе бежать опять или — того хуже и страшнее! — убьет ее. Бай сторожил Гулзибу и днем и ночью: он боялся'от лучиться из дому хотя бы ненадолго. Но так не могло продолжаться вечно, хозяйство требовало его рук… Сержанбай долго-долго перебирал в уме, кого же взять ему в работники вместо нечестивца Рузмата. Нужен был человек, слепо преданный ему, такой, который вслед за ним белое назовет черным, а черное — белым!

Бай нашел его совсем рядом. Когда он заикнулся об этом Маулену-желтому, тот обрадовался всей душой: наконец-то его придурковатый брат Рустем будет сам себя кормить-поить! Слезет с его шеи!..

Бай внушил Рустему:

— Основная твоя обязанность — заботиться о Баса-ре! Ни одна живая душа, кроме тебя, не должна близко к нему приближаться. Кормить его будешь ты, только ты, запомни! Если кто-нибудь чужой покажется возле дома — спускай пса с цепи! Если из юрты покажется не то что сама Гулзиба, а кончик ее платья! — отвязывай Басара, понял?

Эти наставления Рустем усвоил крепко: он точно родился для этой работы. Бай соорудил для него и для пса удобный, с виду опрятный шалашик. Когда Рустем заваливался спать, то спускал пса с цепи и тот носился по двору с устрашающим лаем; когда же он бодрствовал, то следил за домом и его обитателями сам. Он приучал Басара лаять при малейшем движении Гулзибы, при легчайшем ее покашливании…

— Молодец, ох молодец ты у меня, Рустем! Настоящий джигит! — похваливал его, не жалея слов, Сер-жанбай.

И все же заедало бая беспокойство. Даже эти предосторожности казались ему недостаточными. Каждую свободную минуту проводил он возле Гулзибы, испытывал при этом и мучение, и отраду. Он пробовал и грозить ей страшными карами, если она вздумает изменить ему, и прельщать обещаниями, нарядами, богатством… Гулзиба молчала, будто немая, и только глядела на бая огромными своими глазами, не видя его, не замечая.

Каждый день рядом со старым мужем казался Гул-зибе днем в зиндане. Изредка к ней допускался Тенел, допускался ненадолго — посидит чуть-чуть и исчезает. Он боялся, что сестра покончит с собой: ее потухшие глаза, вся поникшая, безжизненная фигура заставляла его трепетать от мысли об ужасном конце. Он каждый раз напоминал ей завет Epnasapav.

— Сестра, врага нельзя одолеть своей смертью!

Гулзиба оживала лишь в присутствии Тенела, умного, доброго, любящего брата. Но, увы, он был еще так молод, совсем мальчик, он не мог помочь ей! Не мог дать мудрого совета! Не понимал он еще, что такое любовь!

— Да, видно, судьба моя такая — мучиться! — кусала губы Гулзиба. — Ступай, светик мой, ступай, а то они тебя заругают!

Только не плачь, сестрица! Терпи! Не отчаивайся совсем!

Уходил Тенел, и вместе с ним исчезал свет в душе Гулзибы… Вскоре в ней забрезжил новый свет. Она стала догадываться, что зачала в последнее свое свидание с Ерназаром… там, в заветном овраге. Воспоминания о том, что произошло тогда между ними, заставляли трепетать ее со страстной силой. Сознание, ощущение того, что она теперь не одна, что она носит в себе частичку Ерназара, зернышко, посеянное в минуту их любви, то пугали Гулзибу, то делали ее счастливой и гордой.

Гулзиба стала постепенно отвлекаться, избегать мыслей о смерти. Но тоска ее по Ерназару не убывала, как не убывала и обида на то, что он своими руками отдал ее старому баю! Иногда она думала: «Пусть так! Но он любил меня, а я его, и этого никто у меня не отнимет! И зародившейся от любимого жизни, новой жизни тоже не отнимут!..» Гулзибу мучила неизвестность; ей хотелось знать, что происходит в доме Кумар-аналык, не заболела ли Рабийби, как когда-то предрекала ей гадалка… Однако она была оторвана от всего белого света, никто не открывал отныне дверь байской юрты: Сер-жанбай запретил всем навещать его молодую жену.

Улбосын поначалу науськивала Гулзибу: «Смерть и та лучше, чем такая жизнь, такое прозябание!» Постепенно Улбосын начала проникаться злобой, все большей злобой к Гулзибе. Бай не отходил от нее ни на шаг, холил и лелеял, ничего не позволял делать по дому. «Меня он никогда так не любил, никогда так не берег!»- эти мысли будили в старой, отвергнутой мужем женщине ревность и зависть, которые жгли ее медленным страшным огнем.

Когда Сержанбай заметил, что Гулзиба потихоньку возвращается к жизни, перестала плакать, а в глазах появился блеск, он чуть не потерял рассудок от счастья. На смену тревогам пришла забота, как бы добиться расположения Гулзибы, вызвать в ней хоть искорку чувства. Как уберечь ее от любви к какому-нибудь лихому джигиту… «Что ж, Каракум-ишан дал мне хороший совет! — по десять раз на дню говорил себе бай. — Сделаемся мы с Гулзибой суфи, глядишь — и жар плоти ее поостынет, влечение к мужчине, свойственное молодости, поубавится!..»