"Сергей Матрешкин. Паноптикум." - читать интересную книгу автора

- Вот видишь, идет!

- Во, блядь, чего вы мне его притащили?
- Тише ты, ребенок же рядом! - Толстяк нахмурился.
- Чего охранять? Все растащили, а теперь шавку привели, кто его кормить
будет? Мне его кормить нечем!
- Да, успокойся ты. Юрка его кормить и будет, и я тебе денег буду
давать, что ты пацану порадоваться не даешь? И сам все же не один будешь.
Малыш, веди его в будку.
- Дедушка Борис, вы только его не обижайте! Рыжик, пошли со мной.
Конура была мала и пахла больной сукой. Hо все же - это уже почти дом.
Почти. Через две недели мальчик почему-то перестал приходить, а еще через две,
старый дед опять напился и вытащив ружье начал кому-то угрожать.
- Убью, всех убью, суки... Продали все, суки, продали, убью!
Пес загремел цепью, прячась в будку. Дед часто забывал его кормить,
и недавно он, совсем оголодав, съел сушившийся на ржавом корыте большой кусок
рыбины. Старик после этого жутко ругался.
- Ты! - Мелкая дробь вонзилась в стенку будки и пошатнула ее.
Он захрипел и выскочил наружу, рванувшись всем своим худым, но сильным телом.
Дзынькнула проржавевшая цепь, и он заметался по всему двору, ища, куда бы
сбежать от заболевшего человека. А тот побежал в дом:
- Убью, суку!
Пес остановился. Вот оно - перед покосившимся забором его собственная
будка.
- Убью! - Старик перезарядил ружье и выбежал на крыльцо. - Зараза!
Пес широкими скачками помчался к будке, клацнул когтями по ее крыше, и
рыжим факелом взвился над забором. Визг дроби и собаки слились в одно, но он
уже перемахнул через препятствие и хромая на раненную лапу побежал прочь.
Обычно рефлексы городской собаки никогда его не подводили, но сейчас,
ошалев от боли, он бежал не разбирая пути, прижав хвост к животу и повизгивая,
когда лапа задевала за землю. Он выскочил на свободное пространство, и
остановился ослепленный внезапно раздвоившейся и слишком яркой луной. Дальше
его дважды прокрутило под днищем машины, оглушило треском собственного
позвоночника и выбросило на обочину, сильно ударив о землю, а машина вильнула
хвостом и исчезла за поворотом, мигнув красными глазами узких габаритных огней.
Он очнулся через несколько минут. Задних лап не было, вместо них
был тяжелый и узкий ошейник надетый на спину, и на хвост как будто налип
огромный ком грязи. Он пополз оставляя блестящую в лунном свете дорожку из
слизи и крови, он полз не зная зачем ползет, может быть просто из
инстинктивного желания отогнать смерть, пока ты двигаешься - ты живешь. Я нашел
его совсем обессилевшим, но все же живым. Это был единственный раз, когда я,
найдя еще живую пищу, ждал окончания готовки.

За университетской оградой - разрезанный ровными дорожками парк,
полоски желтого крема на фабричном торте. Десять минут ходьбы человечьими
ногами. Он проходит здесь два-три раза за день, возвращаясь с учебы или
тренировки. Я чувствую его, запах ладоней, бритых подмышек, мошонки и глаз,
а он знает обо мне. Или, наверняка - догадывается.
Он впитывает в себя окружающее пространство, зреет глядя на всех этих
по недосмотру живущих проституток, бомжей, детей стремящихся поскорей