"Лариса Матрос. Снова у побережья" - читать интересную книгу автора

где его встречает дежурный врач. Это - женщина с необычно некрасивым
(скорее- уродливым) лицом. Обреченная на одиночество, она ночью беспардонно
будит прилегшего отдохнуть в пустой палате уставшего коллегу и просит:
"Пожалуйста, сделайте мне ребеночка...". Все происходящее в этой
кратковременной встрече, как во всем сюжете рассказа, не дает оснований
поверить в то, о чем размышляет герой, когда спустя какое-то время, гуляя с
женой и детьми, он встретил эту женщину случайно на улице с коляской. Они
молча встретились взглядами и разошлись. "И еще я понял, - размышляет
герой, - что только что навсегда разминулся, может быть, с самой большой и
самой трагичной в своей безнадежности женской любовью, какой только может
быть удостоен мужчина, и которой я оказался недостоин".
В интересном произведении Павла Амнуэля "Житие нефтяного монарха" (No
12) меня, честно говоря, крайне удивил язык героя, от имени которого ведется
рассказ. Несмотря на иронический тон повествования, я все же не могу
представить, чтоб человек, наделенный полномочиями брать интервью у
знаменитостей, владеющий знаниями образованного человека в области науки,
инженерии (например, "Теория относительности" Эйнштейна,
"сверхпроводимость", понятия "ноу-хау", "история нефтеразведки" и др.), мог
даже в ироническом, стилизованном под "заблатненность" рассказе произносить
фразы, типа: " Их таки есть у нас, и даже в избытке".
И здесь мне бы хотелось затронуть тему, которая требует особого
разговора. Эта тема о языке литературных произведений писателей-эмигрантов.
Современный русский литературный язык, очевидно, более, чем когда- либо
снизошел до разговорной речи, изобилующей новыми формами выражения событий и
отношений между людьми. (Я не имею в виду только ненормативную лексику.)
Нравится это кому-то или нет, но писатели пытаются наделить своих героев
достоверными характеристиками времени, в том числе и соответствующим языком,
изменения которого приходят, естественно, прежде всего, с его исторической
родины - России, а откуда и перекочевывают во все уголки рассеянья
русскоязычных. Вместе с тем, в эмигрантской литературе до сих пор, нередко,
даже самые современные герои, даже уж совсем "новые русские", (независимо от
гражданства) говорят на языке Бени Крика и определенных слоев населения
одесской Молдаванки и других провинций юга бывшего СССР (Украины,
Молдавии...). Не могу понять, что является тому причиной.?! Я сама коренная
одесситка, , посещала Израиль, общаюсь с публикой на творческих встречах со
своими читателями в разных местах США и не знаю никого из моих
соотечественников, кто бы, закончив даже обычную советскую среднюю школу (я
уж не говорю о ВУЗе) говорил на таком языке и серьезно, и шутливо. В самой
Одессе, в которой демографическая и социальная структура населения с 60-х
годов начала меняться за счет приезда большого количества людей из сельской
местности, язык героев Бабеля, старого Привоза и Молдаванки был уже отнюдь
нераспространенным явлением. К тому же не надо забывать, что Одесса, как и
другие южные города ( обитатели которых, в эмигрантской литературе нередко
говорят названным языком) - это еще места изысканной (не побоюсь сказать)
интеллигенции, родившей не только всемирно известных литераторов и
музыкантов, но и замечательных ученых, учителей, врачей, юристов, философов,
мореплавателей и др. профессий, хранивших лучшие традиции культуры и
русского литературного и аристократического языка. Примером тому - школа
No118, которую закончил М.Жванецкий и моя школа No 103 в самом центре
Молдаванки. Поэтому я не перестаю удивляться языку произведений некоторых