"Уильям Сомерсет Моэм. Безволосый Мексиканец" - читать интересную книгу автора

подозревая, засовывает голову прямо в петлю. Ну да война есть война, и
только глупцы думают, будто можно воевать в лайковых перчатках.
По приезде в Неаполь Эшенден снял комнату в гостинице, печатными
цифрами записал номер на листке бумаги и отправил Безволосому Мексиканцу.
Потом сходил в британское консульство, куда, по уговору с Р., должны были
поступать для него инструкции,-- там о нем уже было известно, и стало быть,
все в порядке. Он решил, что теперь надо отложить все заботы и пока пожить в
свое удовольствие. Здесь, на юге, весна уже была в разгаре, людные улицы
заливало жаркое солнце. Эшенден неплохо знал Неаполь. Пьяцца ди
Сан-Фердинандо, заполненная оживленной толпой, Пьяцца дель Плебишито, на
которой стоит такая красивая церковь, пробудили в его сердце приятные
воспоминания. На Страда ди Кьяра было так же шумно, как когда-то. Эшенден
останавливался на углах, заглядывал в узкие, круто уходящие кверху проулки,
поперек которых между высокими домами сушилось на веревках белье - точно
праздничные флажки расцвечивания между мачтами; гулял по набережной, щурясь
на ослепительную гладь залива и виднеющийся в дымке Капри. Он дошел до
Позилиппо, где в старом просторном палаццо с облупленными стенами провел в
юности немало романтических часов. И с изумлением отметил легкую боль,
которую ощутил в своем сжавшемся сердце при этой встрече с прошлым. Потом
сел в извозчичью пролетку, запряженную приземистой, косматой лошаденкой, и с
грохотом покатил по булыжникам обратно до Галереи, а там расположился в
холодке за столиком, попивая коктейль americano, и стал разглядывать людей,
которые сидели и стояли вокруг и без умолку, без устали, оживленно
жестикулируя, разговаривали, а он забавлялся тем, что, давая волю
воображению, старался по их внешности догадаться, кто они такие в
действительной жизни.
Три дня провел Эшенден в полной беспечности, так подходившей к этому
фантастическому, неприбранному, приветливому городу. С утра до ночи ничего
не делал - только блуждал по улицам, глядя вокруг не глазами туриста,
который высматривает то, чем положено любоваться, и не глазами писателя,
который ищет всюду свое (и может в красках заката найти красивую фразу или
во встречном лице угадать характер), а глазами бродяги, для которого, что ни
происходит, все имеет свой законченный смысл. Он сходил в музей взглянуть на
статую Агриппины Младшей, которую имел причины вспоминать с нежностью, и
воспользовался случаем, чтобы еще раз увидеть в картинной галерее Тициана и
Брейгеля. Но всегда возвращался к церкви Сайта Кьяра. Ее стройность и
жизнерадостность, ее легкое, как бы шутливое обращение с религией и
затаенное в глубине взволнованное чувство, ее прихотливые, но изящные
линии-- все вместе представлялось Эшендену одной несуразной, напыщенной и
меткой метафорой этого солнечного, прелестного города и его предприимчивых
обитателей. Она говорила о том, что жизнь сладка и печальна; жаль, конечно,
что не хватает денег, но деньги - это еще не все; да и вообще, велика ли
важность, ведь сегодня мы есть, а завтра нас уж нет; и все это довольно
забавно и увлекательно, и, в конце концов; приходится приспосабливаться:
facciamo una piccola combinazione (заключим небольшую сделку - ит.).
Но на четвертое утро, как раз когда Эшенден, выйдя из ванны, делал
попытку вытереться полотенцем, которое не впитывало влагу, дверь его номера
вдруг приотворилась, и в комнату быстро проскользнул какой-то человек.
- Что вам угодно? - вскрикнул Эшенден.
- Не волнуйтесь. Это я.