"Уильям Сомерсет Моэм. Вкусивший нирваны" - читать интересную книгу автора

взгляда. Полагаю, вы слышали про легендарного немца, который приехал сюда на
неаполитанском пароходике просто пообедать и осмотреть Голубой грот -- и
остался на сорок лет. Ну, со мной было не совсем так, но в конечном счете
свелось к тому же. Только в моем случае сорока лет не будет. Двадцать пять.
Но это все-таки лучше, чем ничего.
Я молчал, ожидая продолжения. Из его слов как будто следовало, что
необычная история, которую мне рассказали, все-таки опиралась на факты. Но
тут из воды, рассыпая брызги, вылез мой приятель, гордясь тем, что проплыл
милю, и разговор перешел на другие темы.
Потом я еще несколько раз встречался с Уилсоном - либо на пьяцце, либо
на пляже. Он держался дружески и деликатно, всегда был рад поболтать, и я
выяснил, что он знает как свои пять пальцев не только весь остров, но и
берега Неаполитанского залива. Он много читал о самых разных предметах,
однако его специальностью была история Рима, в которой он был весьма
осведомлен. Воображением он не отличался и интеллектуально был зауряден.
Много смеялся, но сдержанно, и его чувство юмора отзывалось на самые
простенькие шутки. Ничем не примечательный человек. Я не забыл его странных
слов в нашем первом разговоре наедине, но больше он к этой теме даже
косвенно не возвращался. Как-то, вернувшись с пляжа на пъяццу, мы с моим
другом, отпуская извозчика, предупредили, чтобы он был готов в пять часов
отвезти нас в Ана-капри. Мы намеревались подняться на Монте-Соляро,
пообедать в облюбованной нами таверне, а потом спуститься вниз при свете
луны. Было полнолуние, и ночные пейзажи отличались необыкновенной красотой.
Пока мы отдавали распоряжение извозчику, Уилсон стоял рядом (мы подвезли
его, чтобы избавить от необходимости подниматься по жаркой пыльной дороге),
и больше из вежливости, чем по какой-либо другой причине, я спросил, не
хочет ли он присоединиться к нам.
- Это, собственно, моя экскурсия -- сказал я.
- С большим удовольствием -- ответил он.
Однако к пяти часам мой друг почувствовал легкое недомогание --
перекупался, как он сказал -- и долгая, утомительная прогулка его не
прельщала. Поэтому я отправился вдвоем с Уилсоном. Мы вскарабкались на гору,
полюбовались широким видом и вернулись в гостиницу перед самыми сумерками
разгоряченные, счастливые, замученные жаждой. Обед мы заказали заранее.
Отличный обед, потому что Антонио был прекрасным поваром, и мы пили вино из
его виноградника. Оно было таким легким, что казалось, будто его можно пить,
как воду, и мы прикончили первую бутылку за макаронами. Когда мы допили
вторую, жизнь представлялась нам великолепной. Мы сидели в садике под
толстой лозой, отягощенной гроздьями. Воздух был изумительно мягок. Вечер
был тихий, мы были одни. Служанка принесла нам чудесный местный сыр и
тарелку инжира. Я заказал кофе и стрегу - самый лучший итальянский ликер.
От сигары Уилсон отказался и закурил трубку.
- У нас еще много времени -- заметил он. - Луна поднимется из-за горы
не раньше, чем через час.
- Луна луной -- сказал я решительно -- но времени у нас, безусловно,
много. В том-то и прелесть Капри, что никуда торопиться не нужно.
- Досуг! - сказал он. - Если бы люди знали. Это самое драгоценное,
что только может выпасть на человеческую долю, а они такие глупцы, что даже
не знают, к чему им следует стремиться. Работа? Они работают во имя работы.
У них не хватает ума понять, что единственный смысл работы - обрести досуг.