"Галия Мавлютова. Королева сыска " - читать интересную книгу автора

опером, может быть, одна-две бросали ремесло. Остальные, понеся
незначительный материальный ущерб и никакого морального, возвращались к
"работе". Все заканчивалось протокольными процедурами, освобождением и еще
одной галочкой в плане оперативных мероприятий текущего месяца. Как
говорил незабвенный Зиновий Гердт в "Месте встречи.,.": "Преступность у
нас победят не карательные органы, а естественный ход самой жизни". Уж с
проституцией точно карательным органам не совладать...
Так что "посадка" максимального количества девиц облегченного
поведения целью оперов не являлась: как желающих влиться в трудовые ряды
проституток, так и вакантных мест было предостаточно - древнейшая
профессия, сами понимаете... (Другое дело, что многие из задержанных гетер
становились осведомительницами сыщиков, "барабанами", и очень часто
помогали органам раскрыть - а то и предотвратить - массу преступных, как
принято выражаться, деяний.) Зато если девочек раскрутить на показания
против их сутенеров (каковых они защищают со всем пылом и даже любят
кормильцев), то это чистая победа: сутенер без разговоров отправляется на
пятилетнюю отсидку с конфискацией по двести сорок первой УК, и ни один
адвокат его не вытащит. Конечно, освободившееся место тут же займет другая
фирма с каким-нибудь завлекательным именем типа "Мирабелла", но это уже
второй вопрос. Придет время - прикроют и ее, и следующую. И так, в
общем-то, до бесконечности.
Так вот, Милу задержали. Вместе с еще одной девицей, коллегой по
ремеслу, вместе с сутенером, привезшим девочек и получившим за них деньги,
вместе с шофером, которому уж вообще ничего не вменить. Задержанных
доставили в отдел. Как всегда, со жрицами любви беседовала Юмашева.
Мила сидела нога на ногу, с отрешенностью во взгляде отвечала на
протокольные вопросы. Попытки разговорить Милу не удавались, а Гюрзе
хотелось разговорить. И чем дальше, тем больше крепло у нее убеждение, что
это необходимо сделать, необходимо "достучаться" до девушки, вызвать на
откровенность. Зачем?
Юмашева почувствовала в сидящей напротив женщине надлом. Словно душа
той, как ветка дерева, сломана бесповоротно, без возможностей срастись,
обрести утраченную цельность, держится на последнем лоскутке.
Почувствовала, потому что и сама много повидала, и - главное - у нее не
пропало желание заглянуть человеку в глаза, влезть в душу. Понять. Кстати,
если пропадет желание копаться в чужих душах, умах и белье, то, считай, ты
кончился как опер. Потребность все для себя выяснить, раскопать, разузнать
(пускай это сегодня и не нужно, и неизвестно, пригодится в дальнейшем или
нет) - вот что отличает настоящего опера, "мента по жизни", от человека
случайного. У самой Юмашевой после двенадцати лет работы в органах эта
потребность приняла уже гипертрофированную форму. Даже проводя отпуска в
санаториях, даже на расслабляющих теплых морях она не могла успокоиться до
тех пор, пока про всех не узнает: кто с кем романы крутит, кто с кем
дружит, кто лидер в этой и той компании, у кого что на уме. Сыщик - это
образ жизни. Образ мыслей.
Разговорить Милу не удавалось. Гюрза предположила, что мешает
казенная обстановка, которая, кажется, так и шепчет: "А ну-ка,
раскалывайся".
- Есть охота, - Гюзель захлопнула папку, убрала ее в стол. - Пойдем
перекусим. - И пошутила: