"Карл Май. Сын охотника на медведей ("Виннету") " - читать интересную книгу автора

воспользоваться в поездке, стали складывать в погреб. Так же они поступили и
с медвежьими шкурами, среди которых одна сразу привлекала всеобщее внимание
своими размерами и краг сотой. Едва Мартин заметил, что Джемми с
нескрываемым восхищением впился в нее взглядом, он быстро выхватил шкуру из
рук Толстяка и швырнул ее в отверстие.
- Уберите ее! - произнес он. - Я не могу видеть этот мех! Он заставляет
меня вспоминать самые ужасные часы моей жизни.
- Это звучит так, будто вы прожили уже целый век на этом свете или на
вашу долю выпали тяжкие испытания, мой мальчик.
- Возможно, я и вправду пережил нечто такое, что и не с каждым
траппером случится.
- Ого! А не задаетесь ли вы, мой мальчик?
Мартин бросил на Толстяка почти гневный взгляд.
- Полагаете, что с сыном Охотника на медведей не могло произойти ничего
подобного?
- Спорить, конечно, не стану...
- Так скажу вам, что, будучи четырехлетним мальчишкой, я боролся с
типом, носившим ту самую шубу, которой вы только что так сильно удивились.
- Четырехлетнее дитя с таким гризли? Я знаю, что дети Запада сделаны из
другого теста, нежели те сынки, что в городах подкладывают грелки в ножки
своих папаш. Встречал я тут как-то мальчишку, который в Нью-Йорке по
возрасту был бы первоклашкой, но ружье знал как свои пять пальцев. Но, хм,
гризли! Что же все-таки тогда произошло с медведем?
- Это случилось внизу, в горах Колорадо. Тогда у меня еще была мать и
сестренка трех лет - на год младше меня, стало быть. Отец ушел, чтобы
позаботиться о мясе, мать была во дворе и колола дрова для очага, ведь дело
было зимой, а в горах в это время очень холодно. Я находился в комнате с
маленькой Людди - мы были совсем одни. Она сидела между столом и дверью
прямо на полу и играла с куклой, которую я выстругал из полена, я же стоял
на столе, пытаясь большим деревянным ножом вырезать буквы "М" и "Л" на
толстой балке, которая под нашей, как сейчас помню, остроконечной крышей
вела от одной бревенчатой стены к другой. Это были начальные буквы имен:
моего и Людди. Я по-мальчишески хотел увековечить их. Увлеченный этой
кропотливой работой, я едва обратил внимание на громкий крик матери,
раздавшийся снаружи. Он больше не повторялся, и я беззаботно продолжал
потеть над своим делом. Потом я услышал, как дверь с шумом распахнулась,
едва засов с нее не слетел. Я был уверен, что это мать так шумно вошла,
потому что в руках несла дрова. И даже не обернулся, а только сказал: "Мам,
это для Людди и меня. Потом очередь твоя и папы". Вместо ответа я услышал
грозное рычание и обернулся. Должен заметить, господа, что время было не
дневное, но снаружи лежал снег, а в очаге горел огонь, пламя которого
освещало комнату. То, что я увидел в этом свете, было, конечно, ужасно.
Прямо перед бедной Людди, от страха потерявшей дар речи, стоял гигантский
серый медведь. С его короткой шерсти лохмами свисали ледышки, а из
полураскрытой пасти шел пар. Онемевшая сестренка, словно моля о пощаде,
вытянула вперед куклу, будто хотела сказать: "Возьми мою куклу, а меня не
трогай, злой медведь!" Но гризли не знает сострадания. Ударом лапы он
повалил Людди и затем раздавил ей головку своими стальными челюстями.
Мартин прервался... Никто не нарушил зловещей тишины, пока он сам не
продолжил: