"Владимир Маяковский. Очерки (1927)" - читать интересную книгу авторауныло-удивленную улыбку.
- А я и в профессиональный союз не записан - не к чему это нам. Как он меня защищать будет? Г-н Гетель увел меня на парадный завтрак, данный в честь "вызванного духа". "Пен-клуб" вышел из неловкого положения,- он пригласил на завтрак только шесть человек - правление, да и то неполное. Этим завтраком с небольшими разговорами об авторском праве и закончилась моя встреча с официальными представителями польской литературы. Мы позавтракали и разошлись, "не причинив друг другу никакого вреда" (пользы - также). Вечером - новый банкет широкого левого объединения. Первым я увидел вдохновенно глядящего, поэтически трясущего руку поэта и переводчика моего "Облака в штанах" - "Облак в споднях" - Тувима. Белые газеты писали, будто я, получив перевод, сказал: "Наплевать мне на польскую литературу". Я немедленно опроверг чепуху. Пришел другой писатель и переводчик - Слонимский. Он перевел "Левый марш" и для уравновешения своих взглядов написал еще и свой марш. У меня: "левой, левой, левой", у него: "вверх, вверх, вверх",- этакий польский Шенгели. Я похвалил перевод "Левого". Слонимский спросил опасливо о "вверх". - За "вверх" пускай вас в Польше хвалят. Полеты Слонимского "вверх" кончились катастрофой. В дни моего пребывания в Варшаве была поставлена его пьеса, не то "Вавилонская башня", не то "Геркулесовы столбы" - словом, из такого самого На втором представлении театр был пуст. Я виноват перед читателем за постоянные упоминания обедов! Но что поделаешь! Такова судьба официальных, полуофициальных и представительских поездок (моя, конечно, представительская). У меня был еще один грустный обед. Это - с моим переводчиком, уже упомянутым мною Тувимом. Многие считают Тувима одним из самых лучших поэтов молодой Польши. Не зная языка - судить не берусь. Он переводил меня, очевидно, не из-за заработка. Какой заработок от книги в Польше, да еще от переводной, да еще с перевода одного из поэтов революции! Отношение его к моим стихам, очевидно, лирическое, и он решил, очевидно, посидеть час за обедом со своим собственным приятным воспоминанием. Он не ругал ни Польши, ни своего писательского положения, даже чуть похваливал своих перед иностранцем. Но именно в этом внезапно напущенном на себя, ни с чем остальным не гармонирующем свободословии было больше всего мотивов для жалости. Ему, очевидно, нравилось бы писать вещи того же порядка, что "Облако в штанах", но в Польше и с официальной поэзией и то не просуществуешь,- какие тут "облаки"! Даже такие смирные, мифически потусторонние писатели, как одна из слав Польши - Пшибышевский, влачат жалковатое существование. Правительственная субсидия какому-нибудь "маститому" злотых 800 в месяц (рублей 180) уже вызывает писательскую зависть. Что же делать Тувимам? Тувимы пишут тексты для певиц и певцов варьете. (Глупые скажут: "А сам про Моссельпром писал?" - Я про Моссельпромы хочу |
|
|