"Владимир Маяковский. Очерки (1927)" - читать интересную книгу автора

уныло-удивленную улыбку.
- А я и в профессиональный союз не записан - не к чему это нам. Как он
меня защищать будет?
Г-н Гетель увел меня на парадный завтрак, данный в честь "вызванного
духа". "Пен-клуб" вышел из неловкого положения,- он пригласил на завтрак
только шесть человек - правление, да и то неполное. Этим завтраком с
небольшими разговорами об авторском праве и закончилась моя встреча с
официальными представителями польской литературы. Мы позавтракали и
разошлись, "не причинив друг другу никакого вреда" (пользы - также).
Вечером - новый банкет широкого левого объединения.
Первым я увидел вдохновенно глядящего, поэтически трясущего руку поэта
и переводчика моего "Облака в штанах" - "Облак в споднях" - Тувима. Белые
газеты писали, будто я, получив перевод, сказал: "Наплевать мне на польскую
литературу".
Я немедленно опроверг чепуху. Пришел другой писатель и переводчик -
Слонимский.
Он перевел "Левый марш" и для уравновешения своих взглядов написал еще
и свой марш. У меня: "левой, левой, левой", у него: "вверх, вверх, вверх",-
этакий польский Шенгели.
Я похвалил перевод "Левого".
Слонимский спросил опасливо о "вверх".
- За "вверх" пускай вас в Польше хвалят. Полеты Слонимского "вверх"
кончились катастрофой.
В дни моего пребывания в Варшаве была поставлена его пьеса, не то
"Вавилонская башня", не то "Геркулесовы столбы" - словом, из такого самого
полета вверх.
На втором представлении театр был пуст.
Я виноват перед читателем за постоянные упоминания обедов! Но что
поделаешь!
Такова судьба официальных, полуофициальных и представительских поездок
(моя, конечно, представительская). У меня был еще один грустный обед. Это -
с моим переводчиком, уже упомянутым мною Тувимом.
Многие считают Тувима одним из самых лучших поэтов молодой Польши. Не
зная языка - судить не берусь. Он переводил меня, очевидно, не из-за
заработка. Какой заработок от книги в Польше, да еще от переводной, да еще с
перевода одного из поэтов революции! Отношение его к моим стихам, очевидно,
лирическое, и он решил, очевидно, посидеть час за обедом со своим
собственным приятным воспоминанием. Он не ругал ни Польши, ни своего
писательского положения, даже чуть похваливал своих перед иностранцем. Но
именно в этом внезапно напущенном на себя, ни с чем остальным не
гармонирующем свободословии было больше всего мотивов для жалости.
Ему, очевидно, нравилось бы писать вещи того же порядка, что "Облако в
штанах", но в Польше и с официальной поэзией и то не просуществуешь,- какие
тут "облаки"!
Даже такие смирные, мифически потусторонние писатели, как одна из слав
Польши - Пшибышевский, влачат жалковатое существование. Правительственная
субсидия какому-нибудь "маститому" злотых 800 в месяц (рублей 180) уже
вызывает писательскую зависть.
Что же делать Тувимам? Тувимы пишут тексты для певиц и певцов варьете.
(Глупые скажут: "А сам про Моссельпром писал?" - Я про Моссельпромы хочу