"Сергей Майоров. Нажать крючок" - читать интересную книгу автора

комнате отдыха заглянул в зеркало. О его внешности заботились люди, размеры
гонораров которых позволяли надеяться, что их вкусам можно доверять. Сам
Юрий Владимирович равнодушно относился к своему облику, но в этот раз долго
смотрел на отражение, поворачивался спиной и боком, втягивал живот и даже
наклонился поближе к зеркалу и внимательно рассмотрел кожу на лице.
Ему предстояла командировка, разительно отличавшаяся от тех, к которым
он привык, и он волновался, хотя не хотел в этом признаваться.
Потом машина несла его в знакомый ресторанчик в районе Садового кольца,
Спорыгин, развалившись на заднем сиденье, устало смотрел на сгущающиеся
вечерние сумерки над знакомыми улицами города и возвращался мыслями к
предстоящему делу. Оно ему не нравилось... Спорыгин не любил это слово. В
своих поступках он руководствовался необходимостью того или иного действия и
целесообразностью, исходя из конечной цели. А сейчас эта самая конечная
цель, которую он обозначил для себя несколько лет назад, прямо диктовала,
что успех от поездки неразрывно связан с возможностью ее скорейшего
достижения. И тогда...
О перспективах он боялся думать, будто кто-то мог подслушать его мысли.
В ресторане Спорыгин встретился с высокого роста худосочным мужчиной,
на котором любой, даже сшитый у лучшего портного костюм сидел бы как сюртук
на пугале. Мужчина носил длинные, с острыми кончиками усы и говорил
приглушенным голосом, понижая его до бормотанья, когда касался тем секретных
и важных. За глаза его называли Паганель. Прозвище свое, конечно, ему было
известно - в столице, да и в стране он знал обо всем, что его
интересовало, - а вот о его личности был осведомлен лишь узкий круг людей.
Они-то, люди весьма властные, и прилепили ему имя героя старого романа, не
решаясь произносить его открыто. Слишком непредсказуемыми могли быть
последствия, хотя эти люди умели предвидеть все. Даже землетрясения.
Говорил Паганель. Юрий Владимирович кивал головой и отвечал на вопросы.
Под конец беседы он вспотел, прислушиваясь к тихому голосу собеседника.
Расстались они через сорок минут. Уходя, Юрий Владимирович с удивлением
заметил, что едва притронулся к еде. Странно, он почувствовал от этого укол
раздражения и остаток вечера пребывал в плохом расположении духа. Не помог
даже любимый херес, который он выпил, устроившись в кресле-качалке перед
окном.
Из окна открывался вид на Кутузовскую набережную. Шел дождь, и вода в
реке казалась темно-серой, как и небо, туда Спорыгин не смотрел. Он курил,
морщился, когда в окно ударял порыв мокрого ветра, и думал.
Самолет вылетал в 05.40 утра. Спорыгин не любил утренние рейсы. В
последние годы ему часто приходилось летать по стране, и он предпочитал
делать это по вечерам, чтобы из аэропорта сразу ехать в гостиницу и спокойно
отдыхать до утра. Но сейчас самолет был выбран не случайно. Много чего не
нравится, однако поставленная цель диктует способы, и в назначенный срок
Юрий Владимирович опустился в мягкое кресло зала ожидания для особо важных
персон, поставив между ног дипломат с хитроумной охранной системой. Как и
вечером, ничего важного в кейсе не лежало. Тезисы предстоящих выступлений,
краткие справки о людях, с которыми ему предстояло встречаться, деловые
бумаги. Поездка намечалась недолгая, не больше трех дней, но готовился Юрий
Владимирович к ней основательно - никто не должен был усомниться, что
истинная цель всех этих передвижений заключается в рабочих встречах с
представителями администрации двух областей, и только в этом.