"Майра. Ген Истины " - читать интересную книгу автора

спецслужб. Мне нужно сказать тебе кое-что важное.
От тона, каким это было произнесено, писателю стало еще холоднее.
- Обязательно здесь и сейчас? Ох, Франк... Хорошо, я тебя слушаю.
Алсвейг сосредоточенно помолчал и вдруг спросил то, чего Гудерлинк
никак не мог ожидать:
- Что ты знаешь об адептах Ордена Чаши?
- О ком? Ну... Гм... Честно говоря, не очень много. А что?
- В прессе их обычно именуют религиозными фанатиками христианского
толка.
- Да, я читал. Очередная секта. Кажется, они считают наш мир до
крайности падшим и... Что-то там про чашу Божьего гнева...
- Они говорят, что чаша Божьего терпения вот-вот переполнится. Не
хватает нескольких капель, чтобы начался Страшный Суд. Их главная священная
книга - Откровение Иоанна Богослова о конце мира. Все сходится: глад, мор,
войны, катастрофы, тьма и хаос в человеческих душах... Пророчества
Апокалипсиса исполняются у нас на глазах.
Писатель в недоумении взглянул на приятеля.
- Какое отношение все это имеет к тебе? Эти люди тебя преследуют?
Алсвейг глубоко вздохнул и посмотрел в сторону - на стену падающей с
небес воды.
- Нет. Я уже восемь лет состою в этой, как ты выразился, секте.
- Ты?!
Их глаза встретились, и Гудерлинк понял, что Алсвейг не шутит.
- Но почему? Как это случилось?
Журналист с горечью усмехнулся.
- Ты так меня спрашиваешь, как будто я подхватил дурную болезнь.
- Просто мне всегда казалось, что ты смотришь на жизнь трезво и
прагматично.
- Это верно. Попробуй и ты посмотреть так же - и увидишь: человечеству
осталось совсем немного. Неужели в этом еще можно сомневаться после утренних
событий?
На минуту между друзьями повисло неловкое молчание.
- Почему ты решил рассказать мне об этом? После стольких лет тайны...
- Не обижайся. Я чуть было не доверился тебе однажды, но ты тогда
вращался в какой-то странной компании. Одно неосторожное слово могло
погубить и тебя, и меня, и еще многих.
Гудерлинк передернул плечами с неожиданным для него самого
раздражением.
- Какое-то детство - вся эта секретность, уж извини! У нас никого не
преследуют за религиозные убеждения.
Алсвейг ничего не возразил, только внимательно и, как показалось
писателю, с жалостью, взглянул на него.
- А что, разве не так? Ну... По крайней мере, если эти убеждения не
влекут за собой вред для окружающих или... Ну, ладно, ладно! Допустим, ты
был прав, что ничего не говорил мне раньше. Но сейчас-то что изменилось?
- С этой точки зрения - ничего. Как видишь, секретность продолжается.
Просто мне очень нужна твоя помощь.
Гудерлинк замер и поежился. Неожиданная откровенность Алсвейга
отчего-то была ему неприятна. Он уже почти жалел, что пригласил журналиста к
себе. Нужно было оборвать этот разговор, перевести его на другие, менее