"Майра. Ген Истины " - читать интересную книгу автора

могилы почти всех апостолов неизвестны или утрачены. Наверняка можно было
говорить только о мощах святого Луки... Если бы ты знал, каких трудов стоило
распознать и добыть этот ген!
- Да, но что он дает? Какую именно истину ты имеешь в виду? - Гудерлинк
осторожно отодвинулся. Вещи, о которых говорил Алсвейг, звучали дико. В свое
время писатель действительно интересовался достижениями генной инженерии.
Первое, что он вынес из своих штудий: в этом нет никакой мистики, - и теперь
все в нем восставало против слов журналиста. То, что Алсвейг может всерьез
говорить о таком, да еще и самолично входить в какой-то тайный религиозный
орден, совершенно не вязалось с тем образом, к которому писатель привык за
годы знакомства. - И почему из этого открытия сделали такую страшную тайну?
- Истина - только одна, Томаш. Когда начинаются разговоры о том, что
есть много разных, часто противоречащих друг другу истин, это значит, что
сама Истина уже никого не интересует, а для каждого важно лишь его
собственное мнение. Что касается таинственности... Ты, как и большинство
современных людей, живешь с закрытыми глазами. Не обижайся, но это так.
Кто-то искренне не подозревает, кто-то просто не хочет видеть - вокруг нас
уже тысячи слуг зла. Их нельзя распознать, пока твой дух спит, а когда дух
пробуждается, они это чувствуют и начинают охотиться за тобой. Ты думаешь, я
ушел с военной службы только из-за ранения? Нет. Просто это было время,
когда я начал видеть их - и они увидели меня. Мне пришлось на несколько лет
сделать вид, что я отказался от борьбы, стал ничем. Тот пост, который я
занимал в армии, позволял мне влиять на многих, а я не был уверен, что смогу
долго сопротивляться внутренним и внешним нападениям тьмы. Рано или поздно я
мог сломаться и превратиться в одного из... Не смотри на меня так.
Гудерлинк отвел глаза. Ему было тоскливо и хотелось домой. Алсвейг,
замолчав, опустил голову. Они стояли, глядя на непрекращающийся дождь,
избегая смотреть друг на друга. Наконец журналист, с явным усилием, снова
заговорил.
- Я знаю, в это трудно, почти невозможно поверить. Все, чего ты привык
бояться - это террористы и спецслужбы, синтетическая чума и войны. Но все
это следствия, а не причины. Лидеры разных партий, враждующих коалиций и
народов - марионетки, а те, кто дергает их за нитки - едины, между ними нет
разногласий. Ген Истины - наша последняя надежда, Томаш. Конечно, люди - не
святые, понадобится несколько лет, чтобы началось преображение, чтобы на
свет стали появляться дети, чистые от рождения. Но ты подумай: больше не
будет мучительных поисков надежды и смысла, метаний между светом и тьмой,
научения любви через страдания и слезы, погибающих от греха душ... Люди
будут рождаться с верой, которую уже никто не сможет поколебать, потому что
она будет так же естественна, как умение дышать. И последняя капля не
переполнит Чашу, и мир не погибнет. Понимаешь?
- Ну... В общих чертах.
Алсвейг тихо застонал, впервые за все время их дружбы Гудерлинк увидел
на его лице настоящее отчаяние.
- Как мне говорить с тобой, чтобы ты поверил?!
Писателю стало невыносимо его жаль. А заодно и себя: что греха таить,
знакомых у него хватало, а друзей или хотя бы более-менее близких приятелей,
кроме Алсвейга, не было. Но все только что сказанное было таким невозможным,
ирреальным и болезненным... Разум изо всех сил защищался от этого.
Алсвейг смотрел на друга так, словно умел читать мысли.