"Вячеслав Мазуренко. Подводный чернобыль " - читать интересную книгу автора

шутками-прибаутками начали обсуждать, что могло случиться с прибором - ведь
его не часто включали.. Вскоре поступила команда: "Прекратить хождения по
кораблю! Задраить все переборки!". Через два-три часа из четвертого отсека
появились несколько спецтрюмных - и ушли в кормовые отсеки. Шли пошатываясь,
молча. По "каштану" (переговорному устройству) прозвучала команда:"Все
свободным в 3,4,5 отсеках от вахты, немедленно уйти в носовой и кормовой
отсек!" Судя по тревожным лицам старпома, замполита и ряда офицеров, мы
поняли, что на лодке случилось нечто серьезное... Но что? Никто ничего не
объяснял и не говорил. Ближе к 15-16 часам многие из нас стали чувствовать
себя неважно: головокружение, тошнота, головные боли, рвота... Никто и не
думал, что это от облучения. Мы считали, что подобное - от усталости. Три
дня ведь работали без сна и отдыха. Из записей командира Леонова "Задал
вопрос командиру химчасти, что он предполагает делать?.. Тот ответил, что
дал указание на пульт ГЭУ (главной энергетической установки) о выходе
личного состава из четвертого отсека, к тому же необходимо всплыть и
провентилировать 4-й отсек (в атмосферу). 12.15 - всплыли на крейсерскую
глубину. С пульта поступил доклад: мощность ядерного реактора по левому
борту резко падает, причина выясняется. Проход через третий (реакторный)
отсек - закрыт. 14.30 - начальник медслужбы майор Ефремов Б. И доложил
командиру, что спецтрюмные получили облучение - у некоторых рвота". Леонов
спросил судового врача, что тот будет делать. Врач ответил, что спецтрюмным
оказана помощь, а вот давать цистамин (лекарство повышающее сопротивляемость
организма радиации. - Ред.) не следует ни им, ни остальному экипажу. Почему
так? Автор и сегодня не может ответить. Либо цистамина не было на корабле,
либо военврач считал, что доза облучения спецтрюмных и других моряков не
столь велика. В своих записках командир АПЛ отмечает, что принял решение
(совместно с командиром БЧ-5) всех спецтрюмных вывести из реакторного
отсека, а работы по выявлению неисправности ГЭУ поручить офицерам Офману,
Ялову, Домбровскому. Хочу сказать, что возможно и было такое решение, но
работы в реакторном, в основном, проводили спецтрюмные: старшина Виктор
Гриценко, мичман Николай Логунов, старший матрос Вадим Кулаков, старшина
Валентин Петров, лейтенант Максим Офман. Они-то и покинули отсек
последними - практически по прибытию в базу. До прибытия на базу, корабль
всплывал - вентилировался не только реакторный отсек, но и остальные. Потом
признают, что это была ошибка, ибо при вентилировании корабля зараженная
пыль и грязь были разнесены по всем отсекам. Более того, радиационная
тревога на корабле не объявлялась. Во время аварии на лодке присутствовал
старший лейтенант Пасхалов, представитель дозиметристов базы. Он потребовал
от Леонова доложить о радиационной обстановке на базу и установить "дозу
оправданного риска" Леонов отказался устанавливать дозу риска. И добавил,
что доложил на базу о всплытии, в связи в "непонятным состоянием" многих
моряков экипажа, а также о том, что принял решение прервать дальнейшее
пребывание в море. Пасхалов согласился с действиями командира. Атомная
подводная лодка под командованием Леонова П. Ф. прибыла на базу примерно в
18 часов 24 мая 1968 года. Пирс, где обычно стояла лодка, был пуст, как и
причалы поблизости. Ревели и звенели стационарные приборы по контролю за
радиационным фоном на базе. Этот рев был слышали в поселке Островном, да и в
самой Гремихе. Лодка мощно фонила, особенно в районе реакторного отсека. На
боевой рубке находились командир корабля Леонов, Новицкий(командир 2-го
экипажа) старпом Воробьев и еще ряд офицеров. На пирсе стояло несколько