"Хорас Маккой. Лучше бы я остался дома" - читать интересную книгу автора

отрезала Мона.
Мисс Холлингсуорт встала, словно собираясь уходить.
- Не я их выдумала, - саркастически бросила она _ я лишь пишу для
одного из них. Простите, что я вас побеспокоила.
- Всего хорошего.
Журналистка развернулась и вылетела за дверь. Я подождал, пока не
увидел в окно, как она идет через двор, и сказал:
- Безумие так себя вести!
- Это твоя вина. Нечего было ее звать.
- Не понимаю, что в этом плохого. Я не знал, что ты о них такого
мнения.
- Черт бы их побрал, я их на дух не переношу, - простонала Мона,
стиснув руки. - Нужно бы принять закон, который все эти журналы запретит. За
то, что печатают потоки лжи, все эти проклятые снимки Кроуфорд, Гейнор, Лой,
Ломбарди и прочих в эксклюзивных туалетах у своих бассейнов и
разглагольствования о том, как они начинали с маленьких эпизодов, а потом
прославились и разбогатели. Как ты думаешь, какое впечатление подобные
статьи производят на миллионы девиц по всей стране, на миллионы официанток и
дурочек из заштатных городишек?
Еще никогда я не видел ее такой, не слышал, чтобы она так говорила. Она
была убийственно спокойна, но ее голос колол, словно иглой. Глаза были почти
закрыты. Это меня испугало.
- Переключись на минутку, - попросил я.
- Я тебе скажу, что они с ними сделают, - продолжала она. - У них
появляется недовольство тем, что есть. Они решают, что, если смогли другие,
смогут и они. И едут они в этот проклятый город, и подыхают тут от голода.
Возьми Дороти. Где она теперь? В Техачапи, в камере, и это клеймо на всю
жизнь. А почему? "Если Кроуфорд смогла, то и я смогу". Она спокойно могла
выйти за того парня, что торгует радиоприемниками. Но ей заморочили голову
все эти киношные журналы. Не читай она этот хлам... - Голос Моны сорвался,
она рухнула на кушетку и расплакалась.
- Жизнь пропала, пропала жизнь! - рыдала она, содрогаясь всем телом.
Я присел рядом с ней, но не знал, что мне делать или сказать. Я только
смотрел на нее и не верил своим глазам. Чувствовал себя человеком, который
увидел, как Гибралтарская скала медленно тает под дождем.
- Ну, Мона, послушай, Мона, - сказал я, обнял ее за плечи и попытался
повернуть к себе. Она отстранилась. Я встал и принес ей стакан воды. - Эй,
выпей это, - сказал я.
Она медленно повернулась, и я увидел, что глаза у нее покраснели как у
кролика, а по щекам ручьями текут слезы. Она попыталась улыбнуться.
- Выпей, - сказал я и подал стакан. Она выпила. Потом сказала:
- Прости, - и села. Вытерла глаза тыльной стороной ладони и поправила
волосы. - Спасибо за воду.
- Не хочешь еще? - спросил я.
- Спасибо, не надо.
Я поставил стакан на стол, а когда повернулся, увидел, что она уже
встала.
- Есть не хочешь? - спросила она.
- Знаешь что? - сказал я. - Пойдем куда-нибудь на обед. Зайдем в
"Дерби".