"Роб Макгрегор. Индиана Джонс и Хоровод великанов ("Индиана Джонс") " - читать интересную книгу автора

И тут он проснулся, конвульсивно дергая руками, лягаясь и сдерживая
готовый сорваться с языка вопль.
Инди судорожно передохнул и огляделся, все еще слыша гудящий в ушах
неумолчный речитатив. Поморгав глазами, он мало-помалу сориентировался.
Поезд. Ну конечно! Стук вагонных колес навеял мысль о мерном речитативе; а
еще кто-то колотит в дверь купе. Сев, Инди провел рукой по взмокшему лбу.
- Кто там?
Стук прекратился. Дверь открылась, и в нее заглянул щуплый седой
англичанин в костюме кондуктора.
- Мистер Джонс? Извините, что побеспокоил.
- Ничего страшного. - Инди потер лицо. - А в чем дело?
- Это передали для вас на последней станции. - Кондуктор протянул
пакет.
- А вы уверены, что именно мне? - Инди осмотрел плоскую четырехугольную
коробку, обернутую в белую бумагу, с подсунутым под тесьму конвертом. На
конверте значилось: "Инди Джонсу". - Да, пожалуй, второго такого здесь не
сыщешь.
Он поблагодарил кондуктора. Тот блекло улыбнулся, кивнул и удалился.
Инди повертел пакет так и эдак. Вроде бы коробка конфет. Если потрясти,
внутри что-то гремит. Поднеся ее к носу, Инди учуял слабый запах шоколада.
"И кому же, интересно, пришло в голову прислать мне шоколадные конфеты?" -
гадал он, вытаскивая из конверта листок с машинописным текстом:

Приятного путешествия и успехов на новой работе.
Генри Джонс-старший

Инди недоуменно заморгал и перечитал записку. Что за чертовщина?!
Откуда отцу знать, что он едет именно этим поездом? И с каких это пор отец
надумал слать ему телеграфом сладости? За последние два года они и словом не
перемолвились - с той самой поры, как Инди его проинформировал, что
отказался от изучения лингвистики в пользу археологии - а тот обозвал этот
шаг безрассудным вероломством.
И тут нахмуренный лоб Инди разгладился, на губах заиграла улыбка. Ясное
дело, это Шеннон, больше некому! Джеку Шеннону известно об отношениях
старшего и младшего Джонсов, а посылка - идиотская шутка, как раз под стать
Шенноновскому извращенному чувству юмора. Покачав головой, Инди положил
листок на коробку.
Устремив взгляд за окно, где проплывали нескончаемые, унылые до серости
сельские пейзажи, он погрузился в воспоминания о последней ночи в Париже. В
воздухе ночного клуба висело синеватое табачное марево, а на подмостках,
раскачиваясь в такт музыке, пела негритянка. И ее глубокий, бархатный голос,
и аккомпанирующий из полумрака в глубине сцены нежный корнет-а-пистон
сливались в идеальном согласии. Едва отзвучали последние ноты песни,
сменившиеся аплодисментами зрителей, как рослый, нескладный, украшенный
копной растрепанных волос и козлиной бородкой корнетист покинул подмостки.
Пробираясь между столиками он пожимал руки, кивал и улыбался на все стороны.
В конце концов он завершил свой путь, опустившись в кресло у столика в самом
дальнем от сцены углу.
- Джек, ты сегодня просто великолепен! Ты и Луиза, - сказал Инди.
- Спасибо. За последние полгода мы сработались по-настоящему.